Черноводье

– Живем, мужики… Сколько много добра!.. – покосники прямо косами отрезали себе по куску и тут же рвали его жадно зубами.

Агафья, безошибочно определила старшего и озабоченно спросила у Афанасия:

– Э-э, паря, а комендант тут? Ефимка больно просил не попадаться ему на глаза.

– Щас узнаем! – прожевав кусок, ответил Жучков и окликнул: – Мишка, слетай на стан. Посмотри, Поливанов там или уже ушел. Понял?

– Понял! – и молодой парень бегом припустил на стан, где уже вовсю дымил костер. Мишка пулей долетел до стана.

– Тетка Акулина, тетка Акулина! – звонко окликнул Мишка и, сразу же понизив голос, спросил: – Христосик здесь или ушел?

– Да нет его! – отмахнулась Акулина. – Давно уже ушел.

– Вот и ладушки! – обрадовался парень и с радостью доложил: – Там тунгуска, молодая девка, мясо привезла, мно-о-го!

– Мясо?! – переспросила стряпуха.

– Мясо, мясо! – возбужденно подтвердил посланец и подмигнул стоящему около костра мальчишке. – Живем, Федька! – развернувшись, уже на бегу прокричал: – Побегу, бригадира предупрежу! – Еще не добежав до озера, громко закричал: – Нету Христосика, в поселок ушел!

Жучков улыбнулся:

«Христосик… уже прилипла», – подумал бригадир и с облегчением сказал:

– Вот и ладненько, баба с возу – кобыле легше!

Агафья неподвижно стояла среди покосников, наблюдая, как изголодавшиеся люди рвут мясо зубами. Снова задержала взгляд на Николае Зеверове:

«Шибко рыжий! Ровно смуровский мерин». – Потом перевела взгляд на Ивана Кужелева. Ей понравился молодой коренастый мужик с темным чубом, спадающим на цепкие серые глаза. «Хороший мужик, только шибко худой!»

– Тебя как, девка, зовут? – обратился к нежданной гостье Афанасий.

– Агаша! – односложно ответила охотница.

– Пойдем к нам в гости, Агафья, переночуешь у нас, – пригласил тунгуску бригадир.

– Не-е, паря, мне домой надо!

– Куда ты одна – на ночь глядя! Да и гроза собирается! – попробовал уговорить Агафью Жучков.

За рекой, почти не переставая, погромыхивал гром.

– Пошто одна! Со мной собачки. Спички есть, оленья шкура есть – переночую! – спокойно ответила молодая тунгуска и поторопила бригадников: – Сабирай мясо, ешьте; мне ехать надо!

– Спасибо, Агаша, не знаю, как тебя по батюшке! – и скомандовал покосникам: – Забирай, ребята, мясо!

Лодка вмиг опустела.

– Эй, эй! – спохватился бригадир. – Вы хозяйке-то оставьте, оглоеды!

– Не надо мне, все берите! – сказала Агафья и шагнула к обласку.

– Садись, я помогу столкнуть! – проговорил Иван и подошел к Агафье.

Тунгуска глянула искоса на мужика, поправила сиденье и, опираясь на весло, неторопливо уселась. Иван взялся за носовую распорку. Обласок качнулся и медленно пополз в воду. Ружье, лежавшее на поперечной распорке, скользнуло и с легким стуком ударилось о дно обласка. Иван не удержался и взял в руки двустволку. Взведя курки, он поднял ружье, целясь поверх осин.

– Хорошее ружье, прикладистое! – похвалил Иван, осторожно кладя двустволку на место.

Агафья с интересом следила за мужиком. По тому, как взял в руки ружье, приложил его к плечу, было видно, что человек не первый раз берет в руки оружие.

– Охотник? – спросила тунгуска. – Зверя промышлял?!

– Какой зверя! – усмехнулся Иван. – Так… по мелочи… утками да косачами баловался.

– Пойдем со мной тайга! Белку стрилять будим, капканы ставить, ловушки. Харашо-о, тайга!

– Рад бы, Агаша, да грехи не пускают! – Иван оттолкнул обласок от берега. – Шут его знает. Можить, когда-нибудь и встретимся в тайге. – Кужелев стоял на берегу, следя, как, ловко загребая веслом, тунгуска развернула утлую посудину.

– Мотри, мясо не замочи! – крикнула Агафья. – Спортится… Погода ломатся!

– Чего же ты, беги следом. Ишь, какая гладкая!.. – со злой усмешкой проговорила Настя. – Где уж мне, кляче брюхатой!

Иван повернулся к жене и с удивлением спросил:

– Настя, ты чего это разошлась?

– А ничего – кобели бессовестные, повылупили зенки! – Настя тряхнула головой, повернулась и пошла на стан.

Где-то далеко за Васюганом грохотал гром. На горизонте сквозь рваные тучи кровавыми полосами багровела заря.

Дождь пошел ночью. Афанасий не спал; прислушиваясь к монотонному непрерывному шороху дождевых капель, он безошибочно определил: ненастье установилось надолго.

Сон не шел к бригадиру. Он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к равномерному шуму дождя и перебирая в памяти всю свою нескладную жизнь.

Афанасий был однолюб. В молодой жене души не чаял, но пожить не пришлось… Через год его Татьяна заразилась тифом. С тех пор Жучков жил один – бобылем. Топил свое горе работой. И так десять лет…

Не заметил, как попал под раскулачивание. Жалко было, конечно, порушенное хозяйство, нажитое с таким трудом, но особенно жалел Афанасий старого мерина, Ваську. С ним он начинал распахивать свою землю, на нем возил бревна из леса на строящийся дом, на нем же отвез Татьяну на деревенский погост.