Чернозёмные поля

Прохоров был по убеждению радикал. Его не удовлетворяло ни одно либеральное направление, исповедуемое разными органами прессы; все эти органы были в его глазах такими же бюргерскими лавочками для сбыта разного залежавшегося умственного товара, как и консервативные журналы, и его поэтому мало интересовал, как он говорил, булавочный разлад этих мнимых врагов из-за вздорных подробностей. Он даже открыто предпочитал отъявленный консерватизм «растлевающему яду тёпленького либерализма», как он любил выражаться. Он был сотрудником одного петербургского органа, но находил, что этот орган слишком боится за целость своего прилавка. На страницах этого журнала Прохоров иногда описывал смелыми ударами самых мрачных красок своей фантазии известные ему понаслышке бедствия рабочего класса, надёргивая статистические цифры из разных новых и старых авторов по истории европейского пролетария. Но служа возрождению российского народа на страницах журнала, адвокат Прохоров в стенах своей изящной адвокатской конторы так отлично обирал этот российский народ, приходивший к нему не в торжественной совокупности своей, а в отдельном виде мужичков, мещан, купцов и помещиков, имевших в суде дела, что ему мог бы позавидовать самый отпетый почитатель «Московских ведомостей» и «Духовного вестника». Так что какой-нибудь шишовский житель, скитавшийся по нескольку раз в месяц в губернский город Крутогорск в напрасном ожидании обещанной развязки дела и вперёд уплативший адвокату Прохорову круглую сумму, без которой тот не брался за это дело, — шишовский житель, не читавший журналов, никогда бы не поверил, что у этого самого бессовестного человека, так нагло пренебрегающего его интересами, сердце болит глубокою гражданскою скорбью за судьбу отдалённых кимряков-сапожников или за несчастных ремесленников. приготовливающих где-то за долами, за лесами грошовый сидоровский товар.

Однако такая точка зрения на адвоката Прохорова почти не существовала в крутогорской провинции, а напротив того, все искренно считали его в одно и то время и крутогорским Цицероном, и крутогорскими Мирабо. Прохоров знал молву о своём опасном либерализме и немножко кокетничал ею, не переступая пределов благоразумия. Главною темою его ярых выходок служили нападки на предрассудки и близорукость современного общества, не умеющего видеть в преступлении частных лиц роковые последствия своей собственной безнравственности; вследствие чего адвокат Прохоров победоносно приглашал судей и присяжных оправдать своими просвещённым приговором обвиняемым, имевших достаточно средств, чтобы пригласить в свои защитники его, Прохорова. Впрочем, он не оставлял без внимания и интересов лиц, пострадавших от преступления, только позволял себе делать это в тех случаях, когда его нанимали защитником уже не обвиняемые, а сами пострадавшие. Если бы какой-нибудь шутник вздумал записать все горячие речи адвоката Прохорова, произнесённые им в разное время, по разным случаям и за различное вознаграждение, и попытался логически вывести из них общие нравственные принципы Прохорова, то он бы очутился в таком комическом винегрете противоречий и самоопровержений, какого не представляем самый ядовитый сатирический журнал.