Черные бароны или мы служили при Чепичке

В тот же миг лейтенант был на ногах.«Дежурный — тревога!», — заревел он, и весьма легкомысленно одетый, выскочил во двор. Тут проявил себя его долго скрывавшийся и, казалось, безнадёжно утраченный организаторский талант. Меньше чем через минуту каждый боец держал в руках ведро, лейку или бидон, и спешил к путям, где из повреждённой цистерны на землю лилось красное вино, впитывающееся в прогретый песок.

— Быстрее, — подгонял их лейтенант, — Покажите, что вы солдаты, а не стадо тухлых лежебок! Шевелитесь, что вы как мёртвые, черт вас дери! Повара, принести большие котлы! Никакого супа сегодня вариться не будет, нам нужна пустая посуда! Я проведу строгую проверку, и если выяснится, что кто-то утаил банку или кастрюлю, он будет строго наказан! Утаивание посуды в такой ситуации — то же самое, что уклонение от боя на войне! Быстрее, товарищи! Сайнер, свинья кучерявая, вы же разливаете вино! Если прольёте ещё каплю, прикажу вас вымазать дёгтем и вывалять в перьях! Не расслабляться, товарищи! Поддерживайте высокую трудовую дисциплину! Передовые труженики будут награждены!

Котлы, принесённые поварами с кухни, наполнялись кроваво–красной жидкостью, а лейтенант довольно потирал руки. Тут он заметил Кефалина, несущего вино в большой жестянке из-под мармелада.

— Кефалин! — вытаращил глаза лейтенант, — Не может быть! Это просто галлюцинация. Вы выпивку в Будейовицах учуяли из самого Табора!

Всё прошло даже лучше, чем ожидалось, и в расположение роты были доставлены добрых пара сотен литров ароматного алкоголя. Лейтенант Грубец потирал руки, зачёрпывал из ведра половником, и из апатичного брюзги вдруг превратился в кампанейского человека.

— Политическая учёба отменяется, — объявил он присутствующим, — так же, как и остальные воинские обязанности. И делу время, и потехе час. Устроим себе отличную общую вечеринку и нажрёмся до потери сознания!

— А как же я? — вздохнул Бонавентура, — Можно мне пить на дежурстве?

— Нельзя, — сказал лейтенант, — И дежурному у входа тоже! Хотя вы, Бонавентура, известный и заслуженный алкоголик, которого нельзя обойти вниманием. Кроме того, вы меня оповестили о крушении поезда, из которого мы извлекли столько пользы. Поменяйтесь дежурством с каким-нибудь абстинентом, если здесь такой найдётся.

Вызвался рядовой Баштарж, недавно перенесший желтуху, и потому к потреблению алкоголя негодный.

А потом наступило веселье, вино вынесли на небольшую полянку за командирским домиком, куда все солдаты и сержанты прибыли в рекордный срок. Группа цыган принесла инструменты и заиграла пронзительный чардаш, а рядовой Пейгула, который в гражданской жизни был акробатом, принялся искусно извиваться в танце. Но главным образом все пили. Пили из кружек, полевых фляг и поллитровых жестянок, и настроение поднималось на глазах.

— Сыграйте что-нибудь, вашу мать, три дня меня мотало, а мне всё мало! — заорал лейтенант Грубец на цыган, и как только его приказ был исполнен, закружился в невиданном танце. Прыгая между двумя котлами с вином, он размахивал руками над головой, будто ловил бабочек, кричал, визжал, улюлюкал, потом пустился вприсядку, хлопал себя по бёдрам и пытался сплясать»казачок». В паузах он лил в себя вино из фантастически грязной кружки.

—Давай, давай, наяривай! — в исступлении орал он цыганам, — Пойте, люди, наши песни, моравские и чешские!

Затем он внезапно затих, сел на затоптанную траву и ударился головой о котёл.

Это прозвучало, как гонг, и, видимо, поэтому пьяные солдаты тут же устроили импровизированный концерт. Конферансье Мерклик рассказывал непристойные анекдоты, а доктор Пивода подражал голосам певчих птиц, домашнего скота и известных чешских актёров. Затем выступил ротный запевала Гейлек, и при всеобщем умилении запел предлинную сентиментальную песню, которая начиналась так:

Шёл один пан, там, где было темно
Бедняжка девчушка позвала его,
«Богом прошу мои розы купить,
Маму больную мне надо кормить»

В последующий куплетах этот господин, оказавшийся безнравственным обольстителем, лишил девушку чести, так что в куплете номер девятнадцать умирающая мать могла с чистой совестью спеть:

Прощай, моя доченька, я умираю,
И негодяя того проклинаю!

Песня имела фантастический успех, и сам лейтенант Грубец несколько раз расплакался в кружку. Тут ему показалось, что грустного на сегодня в самый раз, и он закричал:«Что-нибудь весёлое, чёрт вас дери, мы не на похоронах, а в армии! И пейте, кто сегодня не будет пьян, в воскресенье не пойдёт в увольнение!»

Угроза была излишней, потому что всеобщее опьянение достигло высочайшей степени, и бойцы отходили от котлов с исчезающим на глазах вином лишь для того, чтобы срочно проблеваться или справить малую нужду.