Черные бароны или мы служили при Чепичке

— Подполковник — это высокое звание, — констатировал Дочекал, — но в армии бывают и повыше.

И, не задумываясь, подписался полковником Пиштелаком.

— Вам не кажется, что вы слишком заигрались? — нервно спросил Кунте, — Ну, что делать, ляпнем сюда генерала Тврза.

И он потянулся за деньгами.

— Стоять, — окрикнул его Кефалин, — Если ты думаешь, что у генерала Тврза нет начальства, то ты глубоко ошибаешься. Тут он залихватски схватил ручку и каллиграфически написал на увольнительной»Министр народной обороны доктор права Алексей Чепичка». Это было уже чересчур.

— Ну ты дал, — сказал Кунте, — Ты это собираешься в Праге показывать патрулю, когда она тебя застукает в кассе на вокзале?

— Риск — благородное дело, — заметил Кефалин и выгреб из пилотки сложенные деньги. — Насколько я знаю офицеров, то они как только прочтут это имя, так сразу сядут на жопу, и им и в голову не придёт проверить подлинность подписи. Покажите мне лампасника, который отважится позвонить Чепичке, не подписывал ли он какую-нибудь увольнительную?

— В этом что-то есть, — сказал Кагоун, — но что касается меня, то мою увольнительную подпишет старший лейтенант Брамбора. Мне так кажется надёжнее.

На уезжающих бойцов со слезами на глазах смотрел кулак Вата, шепча:«Как мне хочется съездить домой, кто бы знал!»

Вернувшись из отпуска, Кефалин встретил Людмилу. Она держалась надменно, и даже прямо-таки враждебно.

— Ты повёл себя подло, — влепила она Кефалину в лицо, — Я ждала, что ты меня, по крайней мере, навестишь, но ты и носа не показал. Теперь я, по крайней мере, понимаю, в чём было дело.

— Меня перевели в другую часть, — защищался Кефалин, — И я несколько дней пролежал в лазарете.

— Это тебя не извиняет, — вынесла вердикт Людмила, — Ты мог хотя бы написать. Ты вообще знаешь, каково мне было?

— Не знаю, — согласился Кефалин, — Подпалить себе зад мне не доводилось.

— Это было страшно, — произнесла девушка, — Но, к счастью, нашёлся человек, способный в тяжелую минуту протянуть мне руку помощи. И лишь благодаря ему я всё пережила без нервного потрясения.

— Так вот оно как, — удивился Кефалин, — Даже поджаренная попка не помешала тебе закрутить с новым хахалем?

— Не будь вульгарным, — указала ему Людмила, — Конечно же, я ни с кем не крутила. Но я поняла, что мой лечащий врач, доктор Петишка — честный и порядочный человек, и кроме того, умеющий ценить искусство. Я не стыжусь, что влюбилась в него. С этой субботы мы обручены, и перед Рождеством поженимся. Что же касается моей творческой карьеры, то я уверена, что обойдусь и без твоей протекции.

— Не волнуйся, я не умру с горя, — сказал Кефалин, — И ни в коем случае не откажу тебе в помощи, если она тебе потребуется. Просто разыщи меня в Праге, и я тебя отведу к директору Народного театра.

Это не подействовало. Людмила оставалась холодна, и лишь, помедлив, подала своему бывшему любимому руку.«Прощай», — произнесла она трагическим голосом, — «желаю тебе счастья».

Кефалин кивнул ей на прощанье и с любопытством глядел, как она уходит, покачивая зажившей попкой.«Что поделаешь», — вздохнул он, — Я одинок, как кол в заборе, и до конца службы, пожалуй, никого себе не подцеплю.

Старший лейтенант Мазурек и не подозревал, что близится его минута славы. Между тем, ничего особенного не происходило, но история началась в тот момент, когда ефрейтор Ржимнач и ещё три человека отправились без увольнительных в город, и с намерениями не особенно благородными. Они намеревались в пивной»У белого льва»опрокинуть несколько кружек. Усевшись за свободный стол, и будучи платежеспособны, они загрузили официанта работой прямо через край. Через некоторое время они раззадорились и начали петь песни народные и военные.

Когда дело дошло до»Марша американских моряков», лысый господин за соседним столиком выразил решительное несогласие:«Очень грустно», — произнёс он, — «что военнослужащие народно–демократической армии позволяют себе такого рода провокации».

Ефрейтор Ржимнач и трое других не отреагировали. Напротив, они затянули мелодичную»Долог путь до Типперери», а продолжили народной американской песней, с примечательными чешскими словами»Как придут к нам парни из США, мы все вместе им крикнем»Ура!»

Тут лысый господин обратился к ним прямо:

— Стыдитесь, оболтусы! — закричал он, — Вы знаете, что такое безработица? Что такое нищета? Вы хотите, чтобы у нас опять стреляли в безработных?

— Никто тебя не приглашал, папаша! — ответил рядовой Пельда, — Если хочешь, можешь нам оплатить выпивку, а иначе не лезь в армейские дела.

— Ах ты, грубиян, — злобно запыхтел господин, — Во–первых, я тебе никакой не папаша, а во–вторых, с меня уже хватит этих ваших песенок. Я знаю, чем подобные вещи заканчиваются. Месяц назад у нас один молодой написал в туалете»На работу плюй, делай фраера, в январе встречай Эйзенхауэра». А недавно попытался перейти государственную границу.

— Долго нас ещё будут поучать? — нетерпеливо спросил рядовой Шнейчек, — Я такую болтовню не выношу, и правая рука что-то начинает зудеть.