Черные боги, красные сны (Сборник)

У Смита было достаточно сил, чтобы загнать все эти бредовые мысли в дальний угол сознания, не слушать их жалобные вопли и обратить всю свою холодную, отточенную многими годами космических странствий логику на разрешение насущного вопроса. И все же его ладонь, лежавшая на рукоятке бластера, взмокла от пота, дыхание вырывалось из пересохшего горла спазматическими толчками.

Почему, спрашивал он себя, стараясь привести бешено участившийся пульс в норму, почему вид растения, пусть даже такого необычного, как это, повергает человека, который смотрит на него, в панику? Какая опасность таится в этом дереве — опасность настолько ужасная, что один уже факт ее незримого присутствия может свести человека с ума? Он сжал зубы, взял себя в руки и буквально силой заставил себя внимательно изучить прекрасное — и отвратительное — дерево.

Понемногу отвращение утратило первоначальную остроту. После долгой мучительной борьбы Смит загнал его глубоко в подсознание и вернул себе способность разумно мыслить. Изо всех сил сдерживая свой ужас, он продолжал смотреть на дерево. Он точно знал, что это и есть Таг.

А как же иначе — два огромных ужаса никак не вместились бы в один маленький мирок. Теперь понятно, почему лесные люди относятся к Тагу с таким благоговейным страхом. Непонятно другое — чем этот прутик угрожает им физически? От этого ужаса незримой угрозы может сойти с ума и самый крепкий человек, чего уж тут спрашивать с лесных людей, но, с другой стороны, не нравится тебе деревце — ну и не ходи к нему, не смотри, оно за тобой гоняться не будет. Ну кому, скажите на милость, может повредить неподвижное растение?

Предаваясь этим рассуждениям, Смит снова и снова осматривал дерево в тщетной попытке понять, что же в нем такого ужасного. Выращено в точном соответствии со старыми схемами, а ведь в них, в схемах этих, совершенно нет ничего ужасного. В точности та же структура, что и у подозрительно долговечного бронзового дерева — навеса над проклятым колодцем, а никого ведь оно не пугало. Так почему же? В чем тут дело?

Какая опасность, незримо обитающая в этих ветвях, превращает их в такой ужас?

В его голове возникли строчки старого стихотворения:

  Кто переполнил облик твой
  Этой страшной красотой?

«Страшная красота»... Теперь он понимал значение этих слов — и этот вопрос. Какая потусторонняя сила выгнула эти грациозные дуги и арки, наполнила их невыносимым для глаза и рассудка ужасом?

По дереву пробежала дрожь; Смит окаменел. Ветра не было — да и бывает ли в этом мире ветер? — однако дерево двигалось, двигалось с неспешной, змеиной грацией, воздетые к небу ветви томно извивались. Один из кроваво-красных бутонов раздулся, как капюшон кобры, через мгновение его примеру последовали и остальные. Бутоны набухали, распускались цветы, широко раскидывая лепестки, наливались ослепительно ярким цветом — цветом невозможным, превосходившим все представления о цвете, чистым, яростным сиянием. Все это выглядело как жуткая, непристойная пародия на чувственность.

Через пару секунд стало понятно, что ветви изгибаются в сторону, противоположную от Смита; он облегченно вздохнул и перевел взгляд с кошмарного змеиного дерева на дальний край поляны.

По склону спускалась знакомая фигура. Жрица двигалась с той же плавной, безукоризненной грацией, что и змеящийся ствол дерева, за ее спиной развевался царственный шлейф темно-пурпурных волос, ослепительно прекрасное тело сверкало лунной белизной. Дерево чувствовало ее приближение — цветы разгорались все ярче и ярче, ветви дрожали от нетерпения.

Жрица должна общаться со своим богом, такая уж у нее работа — и все же Смит не мог поверить, что эта женщина осмелится подойти к дереву, один вид которого наполнял его паническим ужасом и отвращением. Вызывающе яркая на фоне тусклого, сумрачного пейзажа, она легко ступала по траве, направляясь прямо к центру поляны, к страстно извивающемуся ужасу.

А затем она приблизилась к дереву вплотную, и ствол склонился к ней. Она протянула руки вперед и чуть вверх, как девушка навстречу своему возлюбленному, и ветви с пламенеющими цветами сомкнулись за ее спиной. На несколько мгновений они застыли, превратились в кошмарную, фантастическую скульптуру — девушка с закинутой назад головой, напряженно тянущаяся вверх, и дерево, склонившееся вниз, заключившее ее в объятия; перед лицом девушки дрожали сверкающие цветы, ее волосы, не прикрывавшие больше тела, спадали по спине на землю темно-пурпурным водопадом. Затем ветви сжались плотнее, страстно дрожащий цветок спустился к закинутому вверх лицу, коснулся чуть приоткрытых губ — и та же дрожь побежала по ослепительно белому телу.

И Смит не выдержал. Темное, долго копившееся отвращение вышло из-под контроля, прорвало все плотины рассудка, хлынуло широким, сокрушительным потоком; тонко, почти по-бабьи взвизгнув, он бросился под спасительную защиту леса.