Черные боги, красные сны (Сборник)

Это был хитроумный и коварный зверь, он обладал инстинктом и всеми достоинствами лисицы. Смит видел, как эта полупрозрачная, словно сотканная из тончайшего тумана сущность скользнула, крадучись, прочь, в зеленый полумрак леса. И он снова вспомнил, что он видел мелькающие, почти неуловимые образы животных в лесу, по дороге сюда, животных, похожих на человека посадкой головы, линией плеча и шеи, что указывало на то, что перед ним не истинно четвероногие существа. Должно быть, они были такими же духами, как и этот плывущий теперь меж стволов дух зверя, который имел в себе жалкие остатки и обрывки сброшенной человечности. Они легко касались его сознания своим, и он начинал действительно видеть их во плоти, покрытых шерстью, с глазами, полными отчаяния и боли; но видел он их всего лишь короткое мгновение — они тут же исчезали, растворяясь среди реальных теней. И от мысли о том, как, должно быть, много людей ушло из жизни, чтобы накормить ненасытное пламя в храме, со скольких была живьем содрана их человеческая сущность, сколько их теперь бегает по этому заколдованному лесу в виде призрачных зверей,— от этой мысли у него мороз пошел по коже.

Здесь обитает сама Цирцея. Когда он понял это, мурашки побежали у него по спине от страха и благоговейного трепета. Сама Цирцея-волшебница, о которой в древнегреческой легенде говорится, что она превращала людей в животных. И какая же глубочайшая подоплека, подкрепленная мифом и реальностью, вырисовывалась за этими событиями, которые происходили не только перед его глазами, но и с ним самим! Волшебница Цирцея — древняя легенда о ней, возникшая на Земле, воплотилась на далеком спутнике Юпитера, отделенном от Земли огромными пустыми пространствами. Величие этой мысли повергло его в трепет, потрясло все его существо до самого основания. Цирцея и Ивала... выходит, обе они воплотили в себе некую инопланетную сущность, которая тысячелетиями скиталась по Вселенной, оставляя после себя смутные и неясные намеки. Прекрасная Цирцея на своем голубом острове где-то в Эгейском море — и Ивала на спутнике далекой планеты, населенном призраками и. озаренном сиянием Юпитера... прошлое и настоящее слились здесь в одно сияющее целое.

Это было поистине чудо, и оно привело его в такой восторг, что, когда он снова вернулся к реальности, двое оставшихся работорговцев лежали, распростершись на земле,— это были их покинутые тела, из которых пламя Ивалы успело высосать всю жизненную энергию. Пламя полыхало теперь ярко-розовым цветом, гораздо ярче, чем в первый раз, и он видел, как вылетел, торопясь, сопровождаемый жадной пульсацией Ивалы, последний тусклый дух из этих троих несчастных, только что проглоченных страшной богиней. Этот дух чем-то напоминал свинью: можно было различить криво торчащие клыки и толстую щетину,— с почти слышимым хрюканьем и храпом животное мгновенно скрылось между деревьев.

И пламя вновь сделалось ровным и ясным, время от времени вспыхивая ярко-розовым цветом; ритмичные вспышки эти были подобны биению сердца. И он понял, что Ивала насытилась и теперь ее внимание обращено на себя. Сейчас она не видит мира, над которым господствует, она дремлет и переваривает пищу, которую пожрала таким поистине вампирским способом.

Смит слегка пошевелился. Теперь или никогда он должен предпринять попытку спастись, пока эта тварь в храме не обращает внимания на окружающий мир. Он лежал, потрясенный и изможденный всем пережитым и пытаясь как можно быстрей собраться с силами: он уговаривал себя не поддаваться слабости, во что бы то ни стало встать, отыскать Ярола и как-нибудь добраться до покинутого корабля. И понемногу ему это удалось. Он потратил на это довольно много времени, но в конце концов, цепляясь за ствол ближайшего дерева, он поднялся и стоял, шатаясь, преодолевая головокружение. Он принялся внимательно оглядываться, пытаясь отыскать глазами своего товарища.

Маленький венерианин лежал в нескольких шагах от него на боку, прижавшись щекой к земле, и соломенно-желтые кудри его ярко выделялись на фоне зеленых мхов. Глаза его были закрыты, и это делало его похожим на спящего серафима: морщины, оставленные нелегкой жизнью, полной борьбы и тревог, разгладились, не видно было чуть диковатого взгляда его черных глаз. Смит понимал, что подвергается сейчас смертельной опасности, но все-таки не мог подавить легкой довольной усмешки: ему удалось-таки проковылять эти шесть шагов, которые их разделяли. Он опустился на колени рядом со своим другом.

Движение отняло у него почти все силы, и он снова чуть было не потерял сознание, но усилием воли взял себя в руки, опустил ладонь на плечо Ярола и потряс его. Он не осмеливался говорить, но продолжал яростно трясти маленького венерианина и мысленно звать его, не зная, где среди этих деревьев теперь бродит его обнаженная душа и в образе какого зверя. Он наклонился над неподвижной златовласой головой друга и все звал и звал его, вкладывая всю энергию своего существа в этот зов, пока его снова не накрыло тошнотворной волной слабости.