Черные дельфины

— Ещё бы! Он мне в кошмарах снится! — Ульяна прикрыла глаза. — Высокий. Мускулистый. Возраст трудно определить. Видно, что следит за собой. Лёгкая небритость. Волосы тёмные, с небольшой равномерной сединой. Очень стильный. Глаза… такие большие, синие. Смотрел немного исподлобья, но не зло, а как-то внимательно. — Она снова повернулась к Инге: — Я знаю, самые отъявленные злодеи никогда зло не смотрят. Косая морщинка над переносицей, — показала, где, — я ещё сначала приняла её за шрам. Куртка на нём была защитного цвета с такой нашивкой на спине, что-то там написано было по-английски. А машина тёмно-синяя, минивэн, не помню марку.

…«Фольксваген», а на нашивке текст: «I will shoot you… with my camera».

Инга достала телефон, показала фотографию Штейна.

— Он?

Та сглотнула и отстранилась:

— Да.

— Вы зря боитесь. Этот человек умер.

Глава 12

Nасвязи её ждало сообщение от Харона: «Деньги получил. Dalida, вы не забыли про наше с вами второе задание? Не тяните, время идёт. Я ни в коём случае не тороплю вас, у каждого своя скорость, я понимаю это прекрасно, но наше подсознание устроено так, что чем дольше мы откладываем дело в долгий ящик, тем сложнее нам к нему приступить, тем больше мы подводим других людей своим бездействием».

Инга снова открыла статью про Далиду, перечитала, нашла её предсмертную записку: «Жизнь для меня стала невыносимой. Простите меня». Весь предыдущий вечер она слушала её песни — не могла удержаться. Смотрела special edition клипа Je suis malade, в котором стройная женщина в плаще входила в гостиничный номер и обнаруживала застрелившегося любовника — это была реконструкция реальных событий из жизни певицы, когда в 1967 году она обнаружила тело Луиджи Тенко. Он застрелился в номере отеля, после того как его песня Ciao amore ciao не прошла в финал фестиваля Сан-Ремо. Инга ставила клип на repeat, смотрела и не могла смотреть: голова болела, глаза слепли.

Инга постаралась максимально изменить почерк. Бумагу взяла простую — вынула лист А4 из принтера. Ещё раз глянула на записку Далиды. Кратко, по делу. Извинения общие, обращены ко всем. Подписи нет.

«Жизнь для меня потеряла смысл. Я хочу проснуться. Прошу прощения у всех».

Она писала поперёк листа, крупно, уверенно вдавливая ручкой буквы. Какое-то время с сожалением подумала, что отсутствие подписи лишает её последней возможности отстраниться от этих фраз, что если бы под ними стояло: «Елизавета Сухова», было бы легче. Но Инга решила соблюдать чёткость, повторяя манеру Далиды. Она сфотографировала записку и выложила её в «Чёрных дельфинах».

Почти сразу же в правом верхнем углу её публикации возник значок закрытого замка и появился комментарий Харона:

«Ваш пост закрыт для других участников группы. Спасибо. Вы выполнили второе задание». Инга немного подумала и тоже написала «спасибо» под его комментарием.

Она начала собирать сумку: день предстоял долгий. На 11:30 была назначена встреча с Полиной Яковлевой, начальницей Малышева, — Инга снова представилась журналисткой, сообщила, что хочет написать о нём статью, поговорить с коллегами. А потом — Инга это почти решила — снова поедет к Постниковой. Она понимала, что та больше не будет разговаривать и что её план — приехать и шататься около дома — глуп и необдуман, но ничего не могла с собой поделать. Что-то стояло за этой маленькой женщиной — большое и важное.

Инга

подключён(-а):

мне нужно проверить ещё одного человека по делу Штейна

Indiwind

подключён(-а):

имя

Инга

Постникова Ольга Вячеславовна

Indiwind

информацияпринята

Она только теперь спохватилась, что даже не искала Постникову в соцсетях. Nасвязи такого пользователя не было. На Фейсбуке тоже. Зато нашла её в Одноклассниках. Фотографий немного, все загружены давно: последняя — аж три года назад. Плоская, размытая и любительская: Постникова в длинном сарафане на лямках и в тёмных очках прижималась на безликом курортном фоне к… молодому Олегу. Олегу беззаботных студенческих времён, каким его знали немногие. Та же смущённая и одновременно с этим уверенная улыбка — чуть-чуть вбок; высокий, худой, субтильный. Голову наклонил к маме, волосы взъерошены, брови в капризном пике. Ольга загорелая, хрупкая, почти юная — ничего от той хмурой немолодой женщины, пришедшей на оглашение завещания.