Александр Бушков в книге «Россия, которой не было» цитирует весьма любопытное свидетельство современника, как русский царь и его приближенные проводили время в Англии. Их разместили в поместье известного британского писателя Джона Эвлина, где они от всей души веселились на протяжении трех месяцев. Хозяева были в самом настоящем шоке от увиденного: «…полы и ковры в доме до того перемазаны чернилами и засалены, что надо их менять. Из голландских печей вынуты изразцы, из дверей выломаны медные замки… Окна перебиты, а более пятидесяти стульев — то есть все, сколько было в доме, — просто исчезли, возможно, в печках. Перины, простыни и пологи над кроватями изодраны… Двадцать картин и портретов продырявлены; они, судя по всему, служили мишенями для стрельбы… Лужайка, посыпанные гравием дорожки, кусты, деревья — все погибло. Соседи рассказывали, что русские нашли три тачки (приспособление, тогда еще в России неизвестное) и придумали игру: одного человека, иногда самого царя, сажали в тачку, а другой, разогнавшись, катил его прямо на изгородь (имеется в виду живая изгородь. —
Поражает воображение и невероятная, дикая, первобытная жестокость Петра, ни в малейшей степени не продиктованная необходимостью. Ну для чего, скажите на милость, нужно было вывешивать троих стрельцов напротив Софьиной кельи (мы об этом писали), какой во всем этом был практический смысл? А история с майором Глебовым, который стал любовником заточенной в монастырь Евдокии Лопухиной, первой жены Петра? Когда дело раскрылось, Петр приказал посадить несчастного майора на кол да еще надеть на него тулуп потеплее, чтобы тот не замерз раньше времени (на дворе стояла зима). Глебов умирал на колу восемнадцать часов. Весьма сомнительно, что Петр испытывал к бывшей супруге хоть какие-то чувства. Перед нами поведение не просто самодура, а психически больного человека.
Именно Петру принадлежит честь создания страшной Тайной канцелярии — пыточного учреждения политического сыска, заставляющего вспомнить о застенках инквизиции. Страна наводнилась фискалами, и пышным цветом расцвело знаменитое «слово и дело», когда по доносу или принародно выкрикнутому обвинению человека бросали в каменный мешок. Послушаем Алексея Толстого: «Так царь Петр, сидя на пустошах и болотах, одной своей страшной волей укреплял государство, перестраивал землю. Епископ или боярин, тяглый человек, школяр или родства не помнящий бродяга слова не мог сказать против этой воли: услышит чье-нибудь острое ухо, добежит до приказной избы и крикнет за собой: „слово и дело“. Повсюду сновали комиссары, фискалы, доносчики; летели с грохотом по дорогам телеги с колодниками; робостью и ужасом было охвачено все государство». И вот уже волокут бедолагу «в Тайную канцелярию или Преображенский Приказ, и счастье было, кому просто рубили голову: иных терзали зубьями, или протыкали колом железным насквозь, или коптили живьем». Откровенно говоря, существуют серьезные сомнения, что столь крутыми мерами можно укрепить государство или обустроить землю. Впрочем, в свое время мы покажем читателю, какие плоды принесли знаменитые петровские реформы…
А пока еще несколько слов о пыточной практике Тайной канцелярии. Сохранился интереснейший документ под названием «Обряд, как обвиняемый пытается». Александр Бушков приводит пространную цитату из этой замечательной инструкции, мы же ограничимся несколькими короткими выдержками. Сначала подробнейшим образом разъясняется, как следует пытать упорствующего на дыбе, а если он все-таки не винится, то переходят к более ощутимым мерам воздействия. Рекомендуются четыре следующих способа:
«1. В тисках, сделанных из трех железных полос с винтами. Между полосами кладут большие пальцы пытаемого, от рук — на среднюю полосу, а от ног — на нижнюю. После этого палач начинает медленно поворачивать винты и вертит их до тех пор, пока пытаемый не повинится или пока винты вертеться не перестанут. Тиски надо применять с разбором и умением, потому что после них редко кто выживает.
2. Голову обвиняемого обвертывают веревкой, делают узел с петлей, продевают в нее палку и крутят веревку, пока пытаемый не станет без слов.