Черные дыры российской истории

Как бы там ни было, но ставить диагноз спустя триста лет — занятие достаточно неблагодарное и малопродуктивное. На наш взгляд, вряд ли имеет смысл говорить о травматической эпилепсии или малых припадках неясного происхождения. Вероятнее всего, Петр страдал тяжелой психопатией эпилептического круга, не связанной, как и все вообще психопатии, ни с какими внешними воздействиями. Его брутальность, взрывчатость, гневливость, а также стремление к мелочной регламентации всего и вся, невооруженным глазом различаемая в его многочисленных указах, говорят сами за себя. Вздорное поведение юного царя тоже трудно назвать поведением здорового человека. Достаточно вспомнить хотя бы стремление Петра поить своих собутыльников до «положения риз», причем повод мог быть совершенно ничтожным. Скажем, царь был без ума от оливкового масла и уксуса и не терпел, когда кто-то этими деликатесами пренебрегал. Бывали случаи, когда он самолично вливал в рот такому «отказнику» бутылку оливкового масла или уксуса. Разве это похоже на поведение нормального человека?

Можно вспомнить и так называемый Сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор — долголетнюю забаву Петра, представлявшую собой жестокую и злую пародию на институты православной церкви. «Князем-папой» этого собора был назначен уже известный нам горький пьяница Никита Зотов, а сам Петр с присущей ему скромностью удостоился всего-навсего титула протодьякона собора. Веселые ребята оттягивались по полной. Поскольку пировать за закрытыми дверьми дело скучное, шумная попойка неизбежно выплескивалась на улицу и превращалась в кощунственное маскарадное шествие. Рассказывают, что при шутовском освящении храма Вакха во дворце Лефорта народ крестили табачными трубками, связанными в форме креста. Царь Петр был зело горазд на выдумки и вел себя как хотел, и именно тогда по Москве поползли упорные слухи, что на престол взошел антихрист. И, разумеется, эти разговоры, осторожным шепотком передававшиеся из уст в уста, отнюдь не прибавляли Петру популярности. Сама по себе секуляризация общественной жизни как таковая объективно была делом разумным и необходимым (скажем, остроумное разоблачение тем же Петром фокуса с мироточащими иконами можно поставить ему только в плюс), но вот методы царя-реформатора, предпочитавшего играть на грани фола, могли вызвать только прямо противоположный эффект. Умный человек не станет дразнить гусей в огромной патриархальной стране.

Гулянки Петра сотоварищи были форменным кошмаром. Перепившаяся толпа, дудевшая в дудки и бившая в литавры, вламывалась в дома богобоязненных горожан, причем хулиганы зачастую намеренно выбирали дома старых бояр. Послушаем Алексея Толстого: «Царя узнавали по росту, по платью голландского шкипера, — суконные штаны пузырями до колен, шерстяные чулки, деревянные туфли, круглая, вроде турецкой, шапка. Лицо либо цветным платком обвязано, либо прилеплен длинный нос.

Музыка, топот, хохот. Вся кумпания, не разбирая места, кидалась к столам, требовала капусты, печеных яиц, колбас, водки с перцем, девок-плясиц… Дом ходил ходуном, в табачном дыму, в чаду пили до изумления, а хозяин пил вдвое, — если не мог — вливали силой…

Что ни родовитее хозяин — страннее придумывали над ним шутки. Князя Белосельского за строптивость раздели нагишом и голым его гузном били куриные яйца в лохани. Боборыкина, в смех над тучностью его, протаскивали сквозь стулья, где невозможно и худому пролезть. Князю Волконскому свечу забили в проход и, зажгя, пели вокруг его ирмосы, покуда все не повалились со смеха. Мазали сажей и смолой, ставили кверху ногами. Дворянина Ивана Акакиевича Мясного надували мехом в задний проход, от чего он вскоре и помер…»