Пришлось вылезать в своем безобразном виде строительного шабашника и идти следом. Прямо перед главным входом Саенко остановился и велел Гурову ждать здесь, объяснив, что он ненадолго и нужно будет кое-что отсюда забрать. Когда длинный ушел, до сыщика дошло, что происходит на самом деле. Проверка. Проверка на принадлежность к милиции, да и не только. В этом же здании, именуемом в народе «Серым домом», но с другой стороны размещалось еще и областное управление ФСБ.
Логично. Если Андреич подослан, то, уж во всяком случае, не районным отделом внутренних дел. Или городским, или областным управлением, не ниже. И сейчас он тут торчит в таком виде, который обязательно привлечет внимание кого-то из неизбежных знакомых. Не может быть, чтобы все нынешние или прошлые сослуживцы были в курсе оперативной разработки и делали вид, что незнакомы. Начало рабочего дня, сотни работников управления пройдут мимо да еще десятки из города и районов, которые явились по служебным вопросам. Одно жизнерадостное «здорово, ты что тут в таком виде делаешь?» – и все. Все сомнения в сторону. Просто и эффективно. Только Гуров тут не работает, и никто его тут не знает. Шанс, что кто-то из Москвы окажется в Саратове в командировке, да еще из знакомых Гурова, был настолько мал, что не стоило и беспокоиться.
Гуров засунул руки в карманы штанов и глазел по сторонам с самым вызывающим видом. Сказали ждать, значит, будем ждать. Если его сейчас начнут прогонять или документы проверять, так пусть Саенко и выпутывается. Он, Павел Андреевич Рогов, работает дворником в Реабилитационном центре, и сюда его привезли по делу.
Саенко появился через тридцать минут. Он сокрушенно развел руками, ссылаясь на то, как его, мол, подвели. Все сорвалось, и зря, получается, приехали. Кто бы сомневался…
В этот же день Гурова отправили в аэропорт. И опять он не видел, кто и когда положил в багажник его машины груз. Наверняка какой-то контейнер. К большому удивлению сыщика, к нему подошел Казанцев и сказал, что с ним поедет Матвеич.
– Двинулись, – пробурчал морщинистый, усаживаясь на переднем сиденье.
Гуров завел мотор и выехал со двора. Ехать молча было, может быть, и правильным, но для сыщика это большая роскошь – упустить такой шанс пообщаться с интересующим его человеком. Однако сначала следовало нейтральной темой выяснить, насколько его пассажир вообще склонен вести беседу.
– И часто у Эдуарда Аркадьевича такие заходы случаются? – поинтересовался Гуров.
– А вам-то что? – неприязненно ответил Матвеич.
– Как что? – напомнил Гуров. – Меня же пить там заставляли.
– Ну вот и пейте, если заставляют, – обрубил разговор Матвеич.
Фраза была интересной. Что, тут принято делать все, что велят, и без всяких исключений? На это морщинистый намекает или на то, чтобы водитель отвязался? Прослыть, причем неожиданно, навязчивым болтуном Гурову не хотелось. Но и затыкаться вот так сразу не стоило, раз сам начал разговор.
– Интересно, – проворчал сыщик. – Как это пить, если заставляют? А я вот не люблю этого делать.
Матвеич проигнорировал реплику Гурова. До самого аэропорта они ехали в полном молчании. Лавируя в потоке машин, Лев несколько раз бросал взгляды не столько на правое зеркало заднего вида, сколько на своего пассажира. Опять то же выражение лица, что и вчера. Какое-то застарелое недовольство, брезгливость. Чем недовольство? Коллегами, начальством, работой? Самим собой? Последний пассаж показался Гурову не лишенным смысла, и он его оставил на будущее.
Солнце лупило в глаза, и это навело Льва на мысль, что пора надеть свои темные очки. Благо скоро аэропорт. Но навстречу машине никто не вышел. Пришлось сыщику отправляться «пить кофе», оставив Матвеича около машины. Что-то такое этот сморщенный и всем недовольный тип должен передать лично. Единственное, что Гуров сделал, – запечатлел физиономию Матвеича на свою микрокамеру. Рисковать и подглядывать, кто и что будет принимать из машины, сыщик пока не хотел. Чтобы ему продолжали доверять, он должен быть кристально чистым.
Сидя на подоконнике и глядя на летное поле, Гуров уныло размышлял о том, что можно проработать «извозчиком» у преступников и год, и два. Можно даже десять лет проработать – и ничего не узнать. Нужно найти какое-то решение, какой-то ход. Но в голову ничего путного не приходило, кроме как приставить дуло пистолета ко лбу Казанцева или вот этого Матвеича, и потребовать все честно рассказать. В кино обычно рассказывают. Только в жизни – сыщик знал это по собственному опыту – преступники «колятся» очень неохотно, даже когда их припрешь к стенке неопровержимыми уликами. Нужно прежде всего создать такие условия, такую ситуацию, когда преступнику выгоднее признаться, чем молчать.