Черные крылья

«Команда» отправилась смотреть какой-то замок. Я уже привыкла прикусывать язык, когда мне предлагали восхититься очередным произведением немецких зодчих. После весёлой роскоши Петергофа, после продуманного великолепия Эрмитажа немецкие дворцы выглядели то мрачновато, то простовато. Впрочем, что греха таить, я предвзято к ним относилась. Но тут получила неожиданную поддержку.

– Ничего более безвкусного в жизни не видел! – пробормотал Эрих мне на ухо, когда мы переходили из зала в зал.

Я фыркнула, остальные офицеры обернулись на Эриха с нескрываемой завистью: чем это он сумел рассмешить меня?

По прямым, широким аллеям большого парка, окружавшего достопримечательность, гулял сильнейший ветер. При этом вовсю светило солнце, так что сразу и не заметишь, как начинаешь замерзать. Мы ушли очень далеко от места, где оставили автомобиль, и я совершенно промёрзла на обратном пути.

На следующий день меня слегка потряхивало, но с этим ещё можно было бы справиться. Однако тут, как назло, в рабочую комнату явился Руперт, первым в сезоне подхвативший грипп. Его лицо было залито лихорадочным румянцем, он беспрерывно чихал. Где только взял эту заразу? Ведь в Берлине установилась необычная для этого сезона сухая, тёплая и солнечная погода. Руперта быстро и дружно вытурили болеть дома, но моему уже ослабленному организму хватило, и он сдался на милость вируса.

Вообще-то человеку, постоянно занятому нейроэнергетическими практиками, стыдно болеть: ты ж сколько энергии пропускаешь сквозь себя – неужели не можешь вычистить из организма любую заразу?! Но у меня есть небольшое оправдание: живя в энергетической грязи, не всегда успеваешь толком очиститься, тем более что мне приходилось ещё и подстраиваться под фашистскую энергетику. В конце концов, нахватала энергетической грязи, а за ней, как в открытые ворота, пожаловали простуда и инфекция. А ещё я находилась в постоянном напряжении из-за Германа: всё прикидывала, как он оценит те или иные мои действия и не найдёт ли в них очередной оплошности, за которую сурово отчитает, как обычно. Нервное напряжение, конечно, тоже ослабляет организм.

Назавтра я чувствовала себя слабой и разбитой, после окончания рабочего дня едва доползла домой. К тому моменту, как я ввалилась в дверь своей аккуратной, но холодной комнатки, меня уже вовсю знобило. Я юркнула в перины и завела будильник, чтобы не проспать вечерний сеанс связи. Озноб то усиливался, то сменялся жаром. Я кашляла и чихала.

Теперь я принялась бороться изо всех сил и лечить себя энергетически. Мешала головная боль, но я не сдавалась. И ещё мешала так и наплывавшая жалость к самой себе. Одиночество чувствуешь остро, когда болеешь в совершенно чужом городе. Да, я пожалуюсь девчонкам, и те подлечат меня. А всё же не подойдут к постели, не развлекут звонкими, весёлыми голосами. Никто не положит руку на лоб, не заглянет сочувственно в глаза…

Товарищ Бродов очень обеспокоится, когда узнает про мой грипп. Он почему-то всегда заметно тревожился, если подозревал, что кто-нибудь из нас заболевает. Наверное, потому, что привык всё в зоне своей ответственности держать под контролем, а на такую ситуацию как он мог повлиять? Я представила, как Николай Иванович хмурится и требовательно, придирчиво расспрашивает девчонок о состоянии моего здоровья. От этой мысли мне странным образом полегчало. Да и девчонки будут беспокоиться не меньше: я так далеко от них. Трудно помогать, когда не можешь ни увидеть человека, ни услышать.

Не надо бы никого беспокоить: рано или поздно я справлюсь сама. Но не доложить о своей болезни я не имею права…

До чего же знобит отчаянно – прямо колотит!

– Решили, – хмуро резюмировал Бродов. – Идите работайте. Через час жду доклада.

Девушки сейчас сообщили – после очередного сеанса связи, – что Тася заболела. Вероятно, грипп: высокая температура, респираторные явления. Обещали оперативно её подлечить. Они в последнее время отлично навострились лечить на расстоянии. Сказали: поработаем – сразу будет ясно, как пошло, а за ночь Таська всё это воздействие усвоит. Бродов отдельно поинтересовался, как сказалось болезненное состояние девушки на качестве телепатической передачи.

– Она хорошо передавала, – заверила Лида, – но ей тяжело, чувствуется.

Отправив подруг лечить Таисию, – пусть для верности вдвоём поработают! – Николай Иванович ещё немного постоял в задумчивости у окна и отправился в секретный отдел. Нашёл в Тасином деле подшитые листки с записями формул внушения и стал читать ту часть формулы самоликвидации, что была посвящена ситуациям угрозы жизни. Во время каждого телепатического сеанса активизация образов, связанных с Лабораторией и её деятельностью, налицо. Но грипп и повышенная температура – это же ещё не угроза жизни. И нет никаких поводов вспоминать формулу.

Бродов вернулся в кабинет и вызвал Михаила Марковича.

Выслушав начальника, тот пожал плечами:

– Ну грипп, ну жар. Она же не неврастеничка, чтобы считать себя в этой ситуации умирающей. И тело, и психика знают, что до угрозы жизни далеко.