Леа отступила от стены и удовлетворенно покивала.
Федор посчитал, что картина висит несколько неровно, но не стал ее поправлять. Он знал, что тем самым вызовет раздражение у своей ассистентки, хоть и проявится оно лишь в легком дрожании губ. Удивительно все же, насколько хорошо он узнал девушку, научился предугадывать ее реакцию, и в то же время насколько ровными были их отношения. Ничего не попишешь — необходимость соблюдать профессиональную дистанцию. Но как же ему хотелось преодолеть ее в случае с Леа…
— Звонил вежливый детектив, — сообщила Леа и сама поправила репродукцию. — Он спрашивал, будем ли мы настаивать на обвинении этого человека во взломе.
— Я лично не настроен подавать на него в суд.
— Правда? Его отпустили на поруки, вы знаете? Он же может вернуться.
— Мне бы вовсе не хотелось начинать здесь практику с предъявления обвинения первому же душевнобольному, с которым меня свел случай.
Федор подошел к эркерному окну и выглянул на улицу, где под унылым дождем мок, качая голыми ветвями, растущий перед домом старый, искривленный вяз, почерневший от времени.
— Но ведь вы его по-настоящему и не осмотрели…
— Он был дезориентирован настолько, что забрался в окно и, не обращая внимания на хранящиеся в доме ценности, спустился в подвал и начал там вскрывать пол.
— Вы проверили вино? То, которое он обнаружил внизу?
Федор кивнул:
— Хэл провел экспертизу. Это итальянское вино урожая начала двадцатого века, доставлено прямиком с какого-то виноградника. Увы, с годами оно не сделалось лучше. По его словам, там практически чистый уксус.
«Но каким образом Роман Боксер узнал, что в подвале спрятано вино? Похоже, оно находилось в тайнике несколько десятилетий».
Что-то еще беспокоило доктора в этом происшествии, что-то такое, чему он не мог подобрать определение. Просто ощущение, что он должен был распознать нечто в этом Романе Боксере. Но пока все казалось таким туманным…
— Ой, вы же получили одобрение на ограниченное тестирование SEQ10. Письмо лежит у вас на столе. Там содержатся определенные предписания, но…
SEQ10. Они прождали почти целый год. Дела постепенно налаживались.
Он обернулся, чтобы посмотреть на Леа, и внезапно ощутил прилив нежности по отношению к девушке. Как хорошо, что она работает вместе с ним. Она держалась немного чопорно, сдержанно, всегда трезво мыслила и контролировала свои чувства, но иногда…
— И еще, — с заминкой прибавила Леа, направляясь к двери, — звонила ваша мама.
Мать оставила ему сообщение следующего содержания:
«Пожалуйста, позвони. Этот сумасшедший санитар опять взялся за свое».
Его мать. Ложка дегтя в бочке меда. Опять причитает по поводу санитара из психиатрической больницы, который, как она себе вообразила, преследует ее. Но именно мать и стала той причиной, которая привела Федора Чески в психиатрию. Ее мания, ее приступы амнезии. Психоаналитик Федора предполагал также, что мать отчасти послужила причиной некоторой его замкнутости и холодности — компенсация за ее экстравагантное поведение. Экстравагантность и эпатаж были характерны для нее в одни периоды, а в другие — почти кататоническое состояние и подверженность амнезии. Только решительность и сила воли помогали ему справляться с обеими крайностями. А периоды амнезии вызвали интерес к SEQ10.
Прозвенел дверной колокольчик, и Федор направился к себе в кабинет, чтобы принять первого на сегодня пациента. Но первым посетителем оказался вовсе не пациент. Леа провела в кабинет невысокую даму средних лет с убранными в тугой хвост черными волосами, подрисованными бровями, темно-красной помадой на губах и избытком румян на щеках. На ней был розовый макинтош, с зонтика также розового цвета на ковер капала вода.
— Я знаю, доктор Чески, что мне не следовало приходить сюда без предварительной договоренности, — заговорила дама оживленно, то понижая, то вновь повышая голос. При этом она на птичий манер вертела головой, переводя взгляд с Федора на Леа. — Но он был так настойчив, мой сын Роман. Он сказал, что должен увидеться здесь со мной. Здесь или больше нигде и никогда. А потом просто повесил трубку. Господь свидетель — он уже доставил вам массу неприятностей. Скажите мне: он здесь?
— Здесь? Сегодня? — спросил Федор и посмотрел на Леа. Девушка пожала плечами и покачала головой.
— Он сказал, что будет наверху.
Над головами у них раздался глухой стук. Заскрипели половицы — кто-то быстрыми шагами ходил взад-вперед.
Леа прикрыла рот рукой и нервно рассмеялась. Для нее такое поведение было совсем нехарактерно.
— О господи! Он опять вломился в дом!
Взгляд матери Романа метался между доктором и Леа.
— Не опять! Я полагала, ему было назначено. Он сказал, что никому другому не доверяет. Понимаете, он едва меня знает…
Губы женщины задрожали.
Леа нахмурилась:
— Вы… отдали его на усыновление?
Сверху снова послышался глухой стук. Все присутствующие подняли глаза на потолок.