Черные крылья Ктулху — 2

— Вообще-то, я бы предположил, что она даже более старая, ведь дом был построен в начале девятнадцатого века, — рассеянно заметил Федор, пристраивая ноутбук таким образом, чтобы Роман не видел, что он печатает.

— Нет, — уверенно возразил молодой человек, — ее повесили здесь в начале двадцатого столетия. Хотя изготовлена она была в девятнадцатом.

Федор записал: «Возможно, мегаломания? Синдром ложной эрудиции?»

— По словам вашей матери, вы не уверены, что вас зовут Роман. Хотя она показывала вам свидетельство о рождении. Вы считаете, что свидетельство…

— Фальшивое? Ненастоящее? Что это часть заговора? — Роман усмехнулся. — Совсем нет! Я говорил лишь, что чувствую: мое имя не Роман. Я отзываюсь на него просто удобства ради. А каково мое настоящее имя — я действительно не представляю. Роман Боксер — это правильное имя. И неправильное. Но не нужно терять время и допытываться, почему это так. У меня нет ответа на ваш вопрос.

— И началось это, когда вы гуляли по пляжу…

— Да. В сентябре прошлого года. Мы отправились на остров Сэнди-Пойнт. Я и… ну, мать. У нее на острове есть небольшой домик… так мне стало известно. Мои настоящие воспоминания начинаются… собственно, с той самой минуты, когда я в тот день пришел на пляж. До того я почти ничего не помню. Она пробуждала кое-какие воспоминания, но… — Он прочистил горло и продолжил: — Знаете, у меня были такие странные ощущения с того момента, как я ступил на песок. — Роман мрачно улыбнулся. — Я чувствовал, что я — это не я. А затем… Об этом не поведать в двух словах…

— Прошу вас, расскажите мне свою историю.

Лицо Романа просветлело, и он начал повествование:

— С удовольствием. У меня уже набралось с полдюжины записных книжек, заполненных всякими историями. Но эта — чистая правда. В общем, стоял чудесный день бабьего лета. Мне хотелось побыть одному. Эта женщина, которая настойчиво называет себя моей матерью… она и тогда часто пробуждала во мне тягу к одиночеству, поэтому я отправился на Напатри-Пойнт. Как вам известно, это большая прибрежная песчаная коса. Море казалось синим-синим, пушистые облака скользили по такому же синему небу — настоящая почтовая открытка. Никого — только я и чайки. Понимаете, я не питаю особого интереса к прогулкам по берегу моря. Меня ничуть не привлекают всякие непонятные предметы, приносимые волнами. И еще этот запах моря — так могло бы пахнуть какое-то гигантское животное. Я бы лучше сходил в библиотеку. Но я постоянно слышу разговоры о том, как море служит источником вдохновения для многих людей. Я стремлюсь приобщиться к тому Огромному Нечто, которое таится вдали. Посему я шел по пляжу, пытаясь избавиться от странного чувства внутренней дезориентации. И я в самом деле проникся тем, как причудливо лучи света пронзают гребешки волн, уподобляя их синему стеклу. Я ладонью прикрыл глаза от солнца и устремил свой взор вдаль над волнами в попытке разглядеть все-все до самого горизонта. И испытал удивительное ощущение, словно кто-то или что-то в свою очередь глядит на меня оттуда.

Федор еде сдержал улыбку и напечатал: «Обожает драматизировать».

— И тут ни с того ни с сего я вдруг почувствовал себя беззаботным маленьким мальчиком. Потом был странный импульс, откуда-то изнутри меня. Он поднялся по позвоночнику, проник в голову, и вот я уже ору во весь голос: «Эй, там!» — Роман сложил ладони рупором, демонстрируя, как он кричал. — «Эй, я здесь!» Не знаю, доктор. Думаю, я действовал под влиянием момента, но я воистину был будто озорной мальчишка…

Федор напечатал: «Необычная манера выражаться с употреблением архаизмов. Проявляется время от времени. Возможно, клиническая лабильность? Приходит в возбуждение, когда рассказывает».

— …и я прокричал: «Я здесь! Вернитесь!» Забавно, как мой собственный голос завибрировал эхом в ушах, и внутри головы вдруг отчетливо прозвучал пришедший из неизвестного далека ответ: Они звонят, но из бессолнечных эпох, Что извергают… И я громко выкрикнул эти строки в синюю даль. Сам не понимаю, почему я так сделал. Но я этого никогда не забуду.

«Слуховые галлюцинации, — констатировал Федор. — Компульсивное влечение».

Роман скорчился в кресле и, облизав губы, продолжил:

— Чудно это прозвучало, да, доктор? Вроде как неоконченная строфа из стихотворения.

«Снова использует вышедшие из употребления слова, например „чудно“, „вроде как“. Претенциозность?»

— И стоило мне произнести эти загадочные слова, как я услышал звон гигантских колоколов — самых больших из всех, какие кому-либо доводилось слышать. И звон доносился будто бы из самой глубины морской! Чуть приглушенный толщей воды, но все же очень впечатляющий. Звон становился все громче и громче, он гремел с такой силой, что у меня заболела голова, как будто меня били по ней одновременно с каждым ударом колоколов. И с каждым ударом море, все раскинувшееся передо мной до самого горизонта полотно, становилось чуть темнее, и весьма скоро оно совсем почернело — да! все море сделалось черного цвета.