Черные крылья

Я вызвал десять солдат и приказал им убить любого, кто попробует пройти вслед за нами к ядру Машины. Солдаты изготовились, зажгли фитили, оголили мечи. Что ж, остается только довериться нашей последней охране. С тем я и двинулся в шелковистый фос-свет подземных коридоров, Дантри с Эзабет поспешили за мной.

Нолл позаботился о безопасности своего оружия. Его можно было активировать с любой станции – по крайней мере, можно было раньше, но ядро лежало глубоко, в сотне футов под крепостью. Цитадель – не просто место, откуда управляют величайшей разрушительной мощью нашего мира, но почти святыня, храм силы, дающей нам надежду.

Я встал у огромной круглой двери и увидел, что нажатые мною диски остались утопленными. Я проверил по бумагам Линдрика правильность стишка и нажал оставшиеся диски. Все оказалось просто. Из-за двери громко щелкнуло, словно выехал язычок замка, зашипел выходящий пар, посыпались искры. Дверь отодвинулась назад, затем откатилась вбок. За ней лестница вела в короткий коридор, в конце которого был вход в огромный зал, пропахший железом и ржавчиной. Потолок – полусфера, от нее, будто колонны, уходят вниз полосы металла. А на них – огромные кольца батарей, покрытых рыхлой ржавчиной, скользкие от плесени и мха. На половине потрескивает статика, остальные пусты и мертвы. Кольца соединены с трубами, уходящими в пол. Интересно, сколько тысяч часов мучились «таланты», чтобы наполнить эти кольца? Столько бесполезной энергии. Впрочем, мы еще посмотрим, бесполезна она или нет.

Сколько же лет сюда никто не заглядывал? Насколько я знаю, дверь не открывалась с окончания постройки. Мы словно зашли в потерянный мир.

Еще одна лестница, уходящая вглубь. На ней холодно, пробирает до костей. Странное ощущение в спине – будто онемела и отнялась. Дантри с Эзабет, похоже, не обращали внимания, говорили о чем-то непонятном из лунаристики.

Впереди показалась огромная двустворчатая дверь. Круглый маховик, открывавший ее, зарос ржавчиной. Дантри выбился из сил, открывая замок, и мне пришлось упереться спиной вместе с графом, чтобы пошевелить засохшие за десятилетия петли. Наконец они заскрежетали, заскрипели и поддались. Створки раскрылись, и мы ступили внутрь.

Зал за нею был куда больше предыдущего – будто собор с высокой башней, под потолком-куполом – переплетение стальных труб, железных тросов, бронзовых проводов. Там и тут светили неяркие фос-огни, заливая зал мягким холодным сиянием.

Вот оно, ядро Машины Нолла. И оно пустое. Только в центре зала стоит маленькая каменная миска на пьедестале.

– Что за черт? – выговорил я.

Мой голос раскатился, отразился эхом от стен.

– Тут ничего нет, – сказал Дантри.

Зал подхватил его голос, повторил слова: «Ничего, ничего, ничего…»

– Он пуст. Это даже не машина. Это вообще ничего.

– Ничего, ничего, ничего…

– Это была ложь, – произнесла Эзабет.

Ее красивый, сильный, чудесный голос будто треснул с этим словом.

– Все было ложью.

«Ничего, ничего, ничего… ложью, ложью, ложью…»

Я прошел к центру зала. На гладких плитах пола – паутинный узор бронзовой проволоки, неимоверно причудливый и запутанный. Я посмотрел на каменную миску. Может быть, мы что-то просмотрели? Знать ставит такие миски в роскошных садах роскошных особняков, чтобы купались птицы. Никаких рычагов, приводов, колесиков. Просто гладкий, грубо вытесанный камень. В миске лежал ссохшийся черный комок чего-то, когда-то бывшего живым, – древний, хрупкий, будто старый скелет в парадной гробнице. Я чуть тронул его пальцем, и половина осыпалась пылью, стала ничем. Увы, нашего спасения здесь нет.

В зале стояло несколько странных предметов, столь же несуразных и неуместных, как и столб с миской: бочка с черной, затхлой морской водой, лохань с раскрошившимися птичьими черепами, гроб, заполненный мелкой серой пылью. Я заглянул всюду, пытаясь отыскать что-нибудь полезное, угадать часть великой Машины, но все казалось лишь зряшным мусором, отбросами магического ремесла.

Брат с сестрой поговорили, поискали у стен – и ничего не обнаружили. Зачем провода и к чему каменная миска, оба Танза не поняли.

Пустота. Ноль.

Почти час мы ходили, шарили и глядели, толкали стены, искали рычаг, кнопку – хоть что-нибудь. Наконец Дантри уныло потер закоченевшие руки. Он выглядел совершенно растерянным, измученным и разбитым. Глупая модная шевелюра свисала путаными космами. Все, финал. Он пошел ва-банк и проиграл. Бросил кость, а не выпала и единица – кость упала со стола и развалилась на части, и их пожрали псы.

– Я возвращаюсь на стену, – сказал граф. – Это было бесполезно, бесполезно и теперь. Все впустую.

Он пошел вверх по лестнице. Его шаги гулко отдавались в пустом зале. Я вытащил плоскую фляжку с лучшим бренди, какое нашлось в цитадели. Первое, что я сделал, продвинувшись в начальники, – раздобыл приличную выпивку.

– Можно мне? – спросила Эзабет, протянув здоровую руку к фляжке.

– Я думал, ты не выносишь алкоголя, – заметил я, но отдал фляжку.

– А какая сейчас разница? – сказала Эзабет.