Черные крылья

– Я б очень хотела его расспросить. Знаешь, что за язык? – спросила Эзабет, указывая на непонятные символы вдоль краев. – Это тет. На нем не разговаривают уже десять веков. Его находят только на статуях в северных горах и на музейных экспонатах. Я не могу его прочесть, но понимаю числа и схему. Здесь изображена матрица Песнобега. Пересечения представляют зеркала и призмы. Рефракторы. Линии – пути распространения фоса. Сначала он расфокусируется и потом опять соберется воедино, интерферируя с собой, усиливаясь, увеличиваясь. Энергия сотни батарей превращается в энергию тысячи.

– Может, я здесь и не самый образованный человек, но я все-таки окончил университет, – заметил я. – Разве закон сохранения не запрещает подобные трюки?

– Да. Он справедлив для большинства матриц данного типа. Но матрица Песнобега не совсем обычная. Ты знаешь, кем он был?

Я полез в память. Что-то мне рассказывали на лекциях по истории. Мне не приходилось так напрягать мозги последние пару лет. Чертова яйцеголовая леди Танза.

– Он был Безымянным. Глубинные короли убили его еще до того, как Нолл обрушил на них Машину. Победа над Песнобегом позволила Глубинным королям напасть на границу, – ответил я с искренней, но не вполне заслуженной радостью.

– Правильно. А еще Песнобег – отец всякого нашего понимания фоса. А заодно и большей части современной математики и физики. Когда тебе много сотен лет, есть время как следует заниматься наукой. Песнобег оставил нам парадокс, так и не решенный до сих пор. При разряде фоса всегда следует энергетическая отдача. Помнишь, что случилось с незадачливым коммандером Джерриком на Двенадцатой станции? Мне нужно было сфокусировать отдачу фоса, а Джеррик оказался самой подходящей, стабильной и дешевой мишенью. Точно так же фос-канистры спиннеров детонируют отдачу фоса наружу при высокой мощности потребленного света. Отдача фос-сети уходит в тепло, в общественные печи и тому подобное.

– Ага, понимаю, – поддакнул я.

– С количеством фоса отдача растет экспоненциально. К примеру, когда расходуется две сотни катушек, отдача равна приблизительно двум сотням. С четырьмя сотнями отдача втрое больше. С шестью сотнями – в двенадцать раз.

– Но как тогда Машина управляется с отдачей? Машина ведь потребляет просто гору фоса!

– Вот тут самая красота. Парадокс Песнобега дает возможность использовать отдачу, чтобы поднять мощность. Этот эффект нарушает все известные – и сформулированные Песнобегом же – законы физики. Нолл использовал парадокс для создания Машины. Он выковал оружие, позволяющее простому человеку высвободить божественную мощь нажатием рычага.

В моей юности не хватило времени для продвинутой степени по математике. Но Отто кивал так, будто целиком понимал и одобрял. Наверное же, эта парочка знает лучше.

– И в чем проблема? – спросил я.

Отто перестал кивать и, открыв рот, уставился в пол. Пришел Дестран и долил в нетронутые чашки кофе. Эзабет горделиво задрала подбородок.

– Я перепроверила уравнения матрицы Песнобега. Я писала их целых два дня. Имейте в виду, они намного сложнее всего, с чем мне приходилось иметь дело раньше. Но я справилась и вычислила, что для матрицы размера Машины эффективная работа требует в точности семьсот двенадцать тысяч стандартных катушек фоса в год. Видите теперь? Это же в точности столько, сколько по инструкции Ордена должно скармливать Машине. При таких масштабах случайное совпадение немыслимо. То есть у нас именно схема ядра Машины.

– Ну, должна же она как-то работать. А в чем проблема? – сказал я.

– В этом, – ответила Эзабет и ткнула пальцем в пересечение пяти линий, обведенное свежими красными чернилами. – Малдон нашел это пересечение. Я удалила его из вычислительной схемы и снова просчитала матрицу. Если отказывает этот узел, рушится вся цепь. Свет не будет переотражаться. Понимаешь?

Я не понимал, но пожал плечами.

– Тогда поверь мне на слово. Без этой части вычисления идут по-другому. Тогда они дают, что матрица может принять всего лишь сто двенадцать тысяч катушек.

– Что составляет в точности количество фоса, поставляемое Машине в последние шесть лет. Надо думать, Малдон проверил все без исключения узлы на матрице, чтобы обнаружить этот, – добавил Отто.

Затем он запустил пальцы в рот, пошатал недовыбитый мною зуб и скривился.

– Капитан, вы понимаете, что это значит? – тихо спросила Эзабет.

Они позволили мне переварить это в тишине. Так. То, что подразумевают эти двое, идет далеко за границы жадности и угнетения. Если они правы, то Глек Малдон открыл истинное состояние Машины. А она умирает.

– Это чьих-то рук дело? – спросил я. – Саботаж?

– Маловероятно, – твердо ответил Отто. – Мы же говорим о ядре Машины. Ее создали Безымянные, а Нолл оградил единственный вход самой своей чудовищной магией. А не заглянув внутрь, не определишь, что портить.

– Все же порча не исключена, – возразил я. – Ведь Орден дает Машине только то, что она может переварить. А кто управляет потоком фоса в ядро?

Мысль о том, что предатель мог пробраться в сердце Машины, была как жидкое холодное железо в жилах, тяжелое и черное.