– Люди – овцы, – поведал ему я. – Они делают то, что им скажут. Они верят в то, во что хотят верить, или в то, что больше всего пугает их. Если им не нравится очевидное, они отвергают либо игнорируют его. Я не виню людей за это. Оно естественно. Я не могу сказать им, что они глупцы. Они не понимают, что они – овцы. Откуда ж им понять? Овцам не дано уразуметь, насколько пастух умнее их.
– Вы говорите как Безымянный, – произнесла Эзабет ледяным голосом.
– Хм, ну да. Мне довелось провести время с парочкой. С ними рано или поздно понимаешь: кем и чем бы они ни были, они – намного больше нас с вами. Неизмеримо больше. Мы думаем днями и месяцами, они – столетиями. Безымянные играют в очень долгие игры. Возможно, это из-за их бессмертия. А может, так уж они устроены.
– Вы настолько доверяете им? Вы в них уверены? – спросила Эзабет.
– Я уверен в них ровно настолько, насколько мне нужно.
Повисло тяжелое молчание.
– А может, настало время поверить в другое? – спросила она. – Безымянные подвели нас. Бросили в час нужды. Я не верю в явление Вороньей Лапы. Он мог увидеть беду с Машиной и отправиться искать новых союзников за океан. Может, и Леди Волн отправится вместе с ним, и оба примутся воевать, набрав новых пешек. Да, как вы и сказали, они думают веками, а не месяцами. Какая разница для Безымянных, выживем мы или умрем?
Леди Танза злится. И, что самое печальное, имеет повод. Как-то оно уж слишком похоже на правду, причем крайне неприятную.
– Тогда нам полный конец, – заметил я. – Но к чему раздувать панику и зарабатывать себе виселицу?
– К тому, что истина важна людям! Она – больше и важнее, чем я!
– В этом мире масса того, что больше вас, – сострил я.
Но Эзабет не рассмеялась. Линдрик тоже. А вот Ненн рассмеялась бы. Жаль, что ее здесь нет.
– Что нужно, чтобы убедить совет в вашей правоте? – спросил я.
Эзабет задумалась, потерла обрубки пальцев.
– …доступ к ядру Машины, – задумчиво выговорила она.
– Туда никто не может проникнуть. Даже Воронья Лапа, – заметил я.
– Откуда вам знать? – спросила Эзабет.
Я знал, потому что Воронья Лапа сам сказал мне несколько лет назад. Но об этом я не стал распространяться, лишь пожал плечами. Эзабет глянула на мою руку, склонила голову, словно прислушиваясь, затем сощурилась.
– А, так вы принадлежите ему!
Я попытался отодвинуться, но в мою руку вцепились восемь маленьких крепких пальцев. Их прикосновение сковало меня куда прочней, чем злобный ледяной взгляд леди Танза. Я позволил ей перевернуть мою руку, прочертить кончиками пальцев татуировку с вороном. Мне будто снова стало шестнадцать, и я увидел ту Эзабет, в легком летнем платье, всю из льняного кружева и ветра. Тогда она гладила мою руку, щекотала, а я с наслаждением терпел. Мы лежали в траве рука об руку и глядели в небо. Мы отчаянно хотели соприкоснуться, ощутить друг друга, а поблизости сидела и вышивала угрюмая дуэнья. Жестокая забава: свести детей, чтобы посмотреть, заинтересуются ли они друг другом, а потом не позволять им поддаться ни единому естественному желанию.
Воспоминание отрезвило меня, и я отдернул руку. Тот подававший надежды мальчик давно пропал. Он умер и погребен под горой вонючих трупов и такого зла, от которого почернело бы даже небо Морока.
– Я никому не принадлежу! – огрызнулся я.
Но не убедил Эзабет.
– Ядро лежит под цитаделью. Даже Воронья Лапа не знает, как сломать замок. Там куча панелей, их нужно задействовать в определенной последовательности. Ошибешься – сгоришь. Никто не пройдет внутрь без Нолла. Вам следовало бы знать это.
– Конечно, я знаю. Но без Малдона я в тупике, – сказала она. – Мне нужно узнать то, что знал он. Если Орден не ответит мне, я должна сама пройти к ядру и проверить. Я не говорю, что могу исправить сделанное Безымянным, но я попробую. У меня больше шансов, чем у любого другого во всем Союзе.
– Орден никогда не разрешит вам, – указал я.
– Конечно, нет! – воскликнула Эзабет и грохнула кулаком по столу. – Болваны мешают мне на каждом шагу! Однако плевать мне на их разрешения!
Ее маска сдвинулась – Эзабет усмехнулась.
– Я пройду внутрь. Или они откроют мне дверь, или я проломлю себе новую!
Глава 15
Я проснулся от рвущей боли в руке, невыносимого жара и ощущения того, что со мной учиняют скверное. Я заорал, схватился за руку и заскрежетал зубами. Плоть на руке вспучилась, боль проткнула тело. Кожа лопнула. Выбравшаяся наружу тварь никак не могла бы уместиться в моей руке. Ее гладкие черные перья лоснились от моей крови, хлынувшей на простыню. Я отчаянно старался не заорать снова.
Ворон распростер крылья, разинул клюв и заорал так, что затряслась кровать:
– ВЫТАЩИ ЕЕ!!!
Голос с вороньей хрипотцой – но ярость очевидно человеческая.
– ВЫТАЩИ ЕЕ!!! ВЫТАЩИ ЕЕ!!!