Клерк объявил о приходе Хайнриха Аденауэра. Тот оказался сухим и тощим до такой степени, будто питался сплошь благородными ароматами, считая само помещение еды в рот оскорблением вкуса. Похоже, несмотря на абсурдно крикливое придворное облачение, он не намного моложе Дантри. Да, нынешняя мода впечатляет: огромный гульфик, шляпа вышита драгоценными камнями, ткань дублета прямо вопит о своей цене. Единственная часть костюма, пригодная для жизни, – рапира. Простая сталь, чашка гарды вся в царапинах от частого употребления. Маленькие крысьи глазки прямо горят от возбуждения, тонкое личико обрамлено черными кудрями. Знавал я приятных в общении уродов, знавал и ублюдочных красавцев. В последнюю категорию благородный Хайнрих уж точно не попадает и вряд когда-либо угодит в первую. Он привел с собой и разряженную благородную парочку: девицу в красном шелковом платье и высоких сапогах, мужчину в коричневом кожаном жилете. А-а, я знаю таких: профессиональные прилипалы, добровольная свита. Омела придворного света.
– Граф Танза, мне так жаль, что вам пришлось ждать, – заявил Хайнрих, прямо источая лживость.
Я сразу понял, что разговор пойдет скверно – еще до его начала мне пришлось напомнить себе, что нельзя увечить знатного ублюдка. Надо отдать должное Дантри. Он начал без обиняков, ясно и спокойно описал положение дел и дал понять, что имеет полное право стать опекуном сестры.
– Вдобавок содержание моей сестры – финансовое бремя для цитадели, – добавил граф.
Удачный ход. Указать прямой путь к кошельку – разумный путь к успеху переговоров.
– Увезти мою сестру в поместье, думаю, будет наилучшим выходом для всех нас. Понятно, что жизнь в Пограничье – не для нее.
– А, ну да, конечно, – изрек Хайнрих. – Но, милый граф, если бы все было так просто. Боюсь, риск слишком велик. Но я понимаю ваше положение, как же не понимать.
Его слова просто истекали издевкой. Он будто объяснял маленькому ребенку. Дантри был знатней и выше незаконного сына Аденауэра, тот знал это – и нагло дерзил.
– Да, нынче тяжелые времена. Я знаю, у вас проблемы с банками. Очень сочувствую. Правда. Но пока леди Танза лучше сидеть там, где она не может проявлять себя, э-э, так неприлично. Это будет наилучшим выходом для всех нас, не правда ли?
– Нет, сэр, я серьезно считаю, что это не будет наилучшим выходом, – очень холодно и отчетливо выговорил Дантри. – Я считаю это оскорблением моему дому и моей чести. Моя сестра заключена, словно уличный вор. Ее хотя б судили?
– Мой любезный сэр, ну какой тут суд? Да женщина настолько не в себе…
Хайнрих замялся в поисках слов, подходящих его элегантности. Он не то чтобы очевидно глумился – но и не старался скрыть презрение. Он хотел оскорбить Дантри, но боялся высказаться прямо в лицо. Хайнрих кашлянул в ладонь и растянул губы в кривой ленивой ухмылке.
– В общем, вы понимаете. Она совершенно безумна.
Дантри не понимал, что его водят за нос. Граф покраснел как закат.
– Сэр, ваши слова можно принять за оскорбление.
– Поговорите лучше с тем, кто не такой совершенный засранец, – предложил я.
– Придержи язык! – прошипел Хайнрих, и в его глазах вспыхнула настоящая искренняя ярость. – Я прикажу – и тебя выпорют!
Конечно, княжеский ублюдок – это немало. Но он не представляет, с кем говорит. Я для него графский слуга, а не «Черное крыло». И пока я не хотел просвещать бастарда. Пара прилипал самодовольно заулыбалась, что-то прочирикала. Конечно, удовольствие знать, что незнакомого человека могут выпороть. Жизнь течет в нужную сторону, все отлично и весело. Я не обратил на дуралеев внимания.
– Сэр, вам лучше придержать свой язык, – посоветовал Дантри. – Клянусь духом милосердия, таким поведением вы позорите своего отца! Я пришел сюда попросить помощи в спасении благородной дамы от унизительного жестокого мучения, чтобы дать ей заботу и уход, приличествующий ее положению. Ваша честь как джентльмена должна обязать вас помочь мне.
Хайнрих Аденауэр долго молча глядел на графа. Затем бастард полез в дублет, вытащил позолоченные часы, проверил время, подышал на стекло, повозил часы по дублету и вернул в карман. Прилипалы не отрывали от ублюдка глаз. А тот принялся рассматривать свои ногти.
– …Граф Танза, я не хотел говорить вам. Но, похоже, у меня нет выбора. Ваша сестра предлагала себя всем и каждому работнику Мод, выставляя свои оголенные женские части и настаивая, чтобы ее трахали по очереди. Она наклонялась, выставляя оголенную заднюю часть…
Мне не хотелось останавливать графа. Меня бы порадовал звучный шлепок графской ладони по лицу ублюдка. Но я видел, к чему все идет, и успел поймать руку Дантри. Хайнрих сощурился. Он выглядел почти разочарованным.
Пришла стража, чтобы проводить нас наружу. Встреча закончилась.
Потом мы стояли снаружи и курили сигары. Дантри тянул жадно, быстро, стараясь успокоиться.
– Он вас провоцировал, – заметил я.
– Мне не следовало выходить из себя, – смущенно признался граф. – Но его грубость непереносима. Наглая мелкая сволочь! Я всажу фут стали в его глотку и отправлю в ад!