Черные кувшинки

– Здесь нечего делать. В доме никто не живет. И вообще, Фанетта, если ты в себе уверена, тебе надо пойти в полицию и все рассказать. Откуда нам знать, может, эти два убийства связаны между собой? Ты понимаешь, о ком я? О том дядьке, которого нашли мертвым на берегу ручья…

– Нет! – выкрикнула Фанетта.

Нет, нет, нет! Поль, только не ты! Не заставляй меня сомневаться в себе!

– Фанетта, ну подумай сама, кто тебе поверит? Никто! Джеймс жил как клошар. На него никто не обращал внимания.

Они ненадолго остановились на шоссе Руа, подождали, пока проедут машины, и перешли на другую сторону. Над вершинами дальних холмов, вдоль берегов Сены, начинали собираться тучи. Ребята не спеша шагали по направлению к деревне. Вдруг Поль остановился.

– А может, сказать учительнице? – предложил он. – Она любит живопись. Даже придумала, чтобы все участвовали в конкурсе для этого, как его, фонда Робинсона. Вдруг она и Джеймса знала? Во всяком случае, она тебя поймет. Скажет, что надо делать.

– Ты так думаешь?

– Я уверен. Это отличная идея. – Он наклонился к самому уху Фанетты. – Открою тебе один секрет. Я заметил, что учительница тоже носит в волосах серебряные ленточки. Значит, она тоже принцесса. Понимаешь?

Фанетта взяла его за руку.

Хоть бы время остановилось. Чтобы мы с Полем так и стояли здесь, на этой улице, всегда. Пусть все вокруг меняется, а мы все будем стоять и стоять, вдвоем. Как в кино.

– Пообещай мне одну вещь, Фанетта.

Их пальцы сплелись.

– Пообещай, что закончишь картину. Ты должна выиграть конкурс Робинсона. Что бы ни случилось! Потому что важнее этого ничего нет.

– Я не зна…

– Джеймс сказал бы тебе то же самое. Уж это-то ты знаешь. Джеймс хотел, чтобы ты победила в конкурсе.

52

Дети свернули на улицу Шато д’О. Сейчас они скроются из вида. Из-за занавески их силуэты кажутся слегка размытыми. Только Нептуну все равно. Все так же дрыхнет под вишней.

Бедная девочка! Ей кажется, она сумеет вырваться. Ха-ха. Ей кажется, она написала шедевр. И спрятала его под мостками. Ей кажется, она взлетит над прудом Моне. Над Живерни. Что сила искусства поможет ей преодолеть земное притяжение. Что ее скромный гений, про который ей прожужжали все уши, сметет все препятствия на ее пути.

Радужные кувшинки! Бедная дурочка.

Что за жестокая насмешка судьбы.

Я повернулась к своим «Черным кувшинкам». Желтые венчики светились на фоне траурной черноты, созданной кистью отчаявшегося творца.

Тщеславие!

Этот пруд поглотит тебя, глупая маленькая Фанетта. Ты утонешь в нем. Опустишься на дно. А над головой у тебя будут плавать кувшинки – как толстый слой льда над зимним озером.

Осталось недолго.

Всему свой черед.

День одиннадцатый 23 мая 2010 года (Мельница Шеневьер) Ожесточение

53

В кои-то веки я не торчу у окна. Да, представьте себе, я не дни напролет провожу, прячась за занавеской и шпионя за соседями. У меня и другие дела имеются.

Впрочем, сегодня утром на улице стоит адский шум. Работают бензопилы. Я совсем недавно узнала, что власти приняли решение спилить тополя на четырнадцати гектарах земли. Спилить тополя! Здесь, в Живерни! Если я ничего не путаю, их посадили в начале 1980-х, такие невысокие саженцы, – очевидно, с той целью, чтобы местность выглядела более «импрессионистски». Однако впоследствии нашлись специалисты, заявившие, что во времена Моне никаких тополей тут не росло, а художник, выглядывая из окна своего дома, видел простирающийся до самого горизонта луг и больше ничего. Теперь же, когда тополя вытянулись, они затеняют сад и пруд с кувшинками, и туристы, озирая окрестности, не находят в них никакого сходства с пейзажами, запечатленными на полотнах Моне. Поэтому тополя решили спилить. В конце концов, почему бы и нет, если им так нравится? Одни жители деревни негодуют, другие аплодируют, а мне плевать.

У меня другие заботы. Нынешнее утро я посвятила разборке старья. Черно-белые, еще довоенные фотографии и прочий древний хлам, не интересный никому, кроме меня. Если вы помните, я хотела найти старую картонную коробку, перевязанную льняной веревкой. Оказалось, она лежала под тремя слоями видеокассет, слоем виниловых дисков и десятисантиметровой толщей квитанций банка «Креди агриколь». Я вчетверо свернула покрывавшую стол скатерть и разложила фотографии.

С тех пор как смолкли бензопилы, прошел примерно час, и тут вдруг тишину разорвал вой сирены. Он напомнил мне те времена, когда я вскакивала по утрам по звонку будильника.

Завывала полицейская машина, которая мчалась по шоссе Руа.