Черные листья

Кирилл не хотел договаривать до конца, не хотел ставить все точки над «и». Он считал, что принял единственно правильное решение: не от него должно исходить возмущение, а от рабочих. И, кажется, расчеты его оказались верными: настроение людей, судя по словам Лесняка и Шикулина, говорит не в пользу Кострова. Кострову, видимо, придется прекратить сомнительные эксперименты. А если он будет продолжать настаивать на своем — что ж, начальник участка Каширов умывает руки. Он выскажет начальнику комбината свое мнение и мнение бригады Руденко, а в остальном пускай Костров расхлебывает кашу…

Был ли сам Кирилл внутренне убежден в том, что поступает правильно? На этот вопрос он мог самому себе ответить честно: да! Во-первых, все его попытки переубедить Кострова ни к чему не привели и — в этом Кирилл был совершенно уверен — не приведут и в дальнейшем. Во-вторых, он чувствовал и видел, что авторитет его как начальника участка быстро падает. В конце концов Костров за счет других участков план шахты может и вытянуть, но сам-то Кирилл наверняка останется на мели. Сколько может тянуться эта канитель? Месяц, два? Пойди потом докажи, что ты не верблюд — завалил, скажут, дело, чего ж оправдываться! А когда к тебе прилипнет такая слава, черта лысого ее скоро от себя отдерешь…

Нет, Кирилл был убежден: он поступает правильно. А Руденко просто боится Кострова, потому и юлит. Скажи ему сейчас директор шахты: «Пожалуй, Федор Исаич, надо кончать волынку», и через час-два стругом и пахнуть перестанет.

Кирилл взглянул на бригадира и увидел рядом с ним Павла Селянина. Павел, наверное, был до этого в лаве — или крепил оседающую кровлю, или возился у струга. Сейчас, сняв с каски «головку», он рукавом куртки протирал ее стекло и внимательно слушал Руденко, который что-то ему объяснял, азартно жестикулируя. Павел тоже посмотрел на Кирилла, и взгляды их встретились.

И Павел спросил:

— Кирилл Александрович, а как вы сами смотрите на все это дело? Я говорю о струге… Вы за то, чтобы мы продолжали на нем работать? Или против? Я почему об этом спрашиваю? Вы, как опытный инженер, должны лучше нас видеть перспективы новой установки. И ваш совет…

— Здесь не профсоюзное собрание, Селянин, где надо поднимать руку «за» или «против», — перебил его Кирилл. — Здесь речь идет о том, сможет или не сможет бригада выправить положение. Вы в курсе, о чем говорили ваши товарищи — Лесняк и Шикулин?

— В курсе, — спокойно ответил Павел. — И, хотя разделяю их озабоченность, согласиться с ними не могу.

— Это как же понимать? — спросил Шикулин. — Тебе, выходит, безразлично, что говорят о нашей бригаде? И что все на нас смотрят, как на нахлебников?

— Подожди, Саня, не горячись. — Павел выключил свою лампочку, и теперь Кирилл почти не видел его лица, но ему почему-то казалось, что Селянин смотрит именно на него, смотрит не то иронически, не то вызывающе, словно проник в те его мысли, которые Кирилл никому не хотел открывать. — Я, Саня, думаю вот о чем, — продолжал Павел. — Сколько мы тратим времени, чтобы подготовить ниши для комбайна? Сколько тратим на это сил? А уголь? Ты не знаешь, сколько штыба дает комбайн? Не знаешь, в какую копеечку этот штыб обходится государству и нам с тобой?

Павел снял со стоявшего конвейера плиту антрацита, подержал ее в руках и передал Шикулину. Тот посмотрел на плиту так, точно видел впервые, затем осторожно снова положил ее на конвейер. И спросил:

— Ну?

— Вот тебе и ну! — сказал Селянин. — С комбайна ты такие плиты снимешь? Это же экстра, чудак ты человек, Саня! Это же деньги!

— В туманном будущем! — усмехнулся Лесняк. — А сейчас — пшик. — Он взглянул на Шикулина. — Я не о тебе, Саня, я об угле.

— И я об угле, — Павел говорил все так же спокойно и убежденно. — Я тоже об угле, Лесняк. Ты что, хочешь жить одним днем? Только сегодняшним? Правильно, мы сейчас отстаем, но разве это работа вхолостую? Пускай «УСТ-55» в конечном счете сойдет со сцены, все может случиться. Так ведь конструкторы не слепые люди, они же все равно найдут причины неудач, им надо только время и наша помощь. Я неправильно говорю, Лесняк? Человек в космос полетел как? Сразу сел в кабину звездолета и — пошел? Наверняка два десятка кораблей сперва испробовали, а уж потом — пошел! А мы… Короче говоря, я за то, чтобы продолжать.

— А разве я сказал, что совсем против? — Лесняк пожал плечами и посмотрел на Павла так, будто тот незаслуженно в чем-то его обвиняет. — Мы ведь с Саней о чем? О чем мы с тобой, Саня?

Кирилл молчал. Он видел: та убежденность, с которой говорил Павел, уже передалась шахтерам, и ему, Кириллу, переубедить их теперь не удастся. Да ему и нельзя было этого делать. Ему надо было отступить, отступить обязательно, по крайней мере сейчас. Правда, не очень-то весело было сознавать, что тебе нанесли поражение, но приходилось с этим мириться.