Чёрные очки (aka "Проблема с зелёной капсулой")

— Может быть, вы имеете в виду, легче всего? — удивился майор Кроу. — У меня не слишком буйное воображение, но иногда и мне приходит в голову мысль... Каждый день вокруг нас умирают люди якобы естественной смертью, но кто знает, скольких из них в действительности убили?

— Ох! — тяжко вздохнул доктор Фелл.

— Что значит «ох»?

— То, что я слышал такое и раньше. Возможно, вы правы. Мы этого не знаем. Но от вашего аргумента голова кругом идет. Предположим, сто человек умерли в Уигане за год. Вы подозреваете, что некоторых из них, возможно, отравили. И на этом основании вы утверждаете, что отравление совершить проще всего. Повторяю: то, что вы сказали, может быть правдой — возможно, кладбища отсюда до Джон-о-Гротса[36] переполнены останками убитых, взывающими об отмщении. Но, черт побери, нужны доказательства, чтобы считать это правдой!

— Тогда объясните вашу позицию.

— Если основываться только на тех случаях, которые мы можем использовать как тест, — когда яд обнаружен в теле, — становится очевидным, что отравление — та разновидность убийства, которую труднее всего совершить безнаказанно, поскольку очень немногим это удавалось.

Отравитель обречен с самого начала в силу свойств своего характера. Он никогда не может остановиться. Если ему случайно удается выйти сухим из воды в первый раз, он продолжает убивать с помощью яда, пока его не поймают. Вспомните вышеприведенный перечень. Допустим, вы или я могли бы кого-то застрелить, зарезать, задушить или проломить кому-нибудь череп. Но мы не прониклись бы такой страстной любовью к револьверу, кинжалу, носовому платку или дубинке, чтобы использовать их раз за разом. А отравитель делает именно это.

Даже его первое преступление достаточно рискованно. Обычный убийца подвергает себя одиночному риску, а отравитель — тройному. В отличие от орудовавшего пистолетом или кинжалом его работа не заканчивается с самим процессом отравления. Он должен убедиться, что жертва не прожила достаточно долго, чтобы обвинить его; должен продемонстрировать, что у него не было ни возможности ввести яд, ни причины делать это, и, наконец, что самое рискованное, он должен обзавестись ядом, происхождение которого невозможно отследить.

Снова и снова повторяется одна и та же мрачная история. Икс умирает при подозрительных обстоятельствах. Известно, что Игрек обладал веской причиной желать ему смерти и возможностью добавить яд в его еду или питье. Тело эксгумировано. Яд обнаружен. Далее необходимо только отследить то, как Игрек приобрел яд, и дальнейшие события становятся неизбежными — арест, суд, приговор и последняя прогулка в восемь утра.

Наш друг в Содбери-Кросс знал все это. Для этого не нужно было изучать криминологию — достаточно читать ежедневную газету. Но он решил спланировать убийство таким образом, чтобы противопоставить тройному риску тройное алиби. Он попытался сделать то, что еще не удавалось ни одному преступнику. Это не удалось и ему, поскольку толковый детектив, вроде мистера Эллиота, способен разгадать все детали этого тройного плана. А теперь позвольте показать вам еще кое-что.

Доктор Фелл достал из внутреннего кармана бумажник, набитый разнообразным хламом, с которым ему не хватало духу расстаться. Среди прочего он не без труда обнаружил нужное письмо.

— Я говорил вам, — продолжал доктор, — что Маркус Чесни написал мне всего несколько дней назад. Я ревностно охранял письмо от посторонних глаз, не желая, чтобы оно ввело вас в заблуждение. В нем слишком много подлинных доказательств, и это сбило бы вас с толку. Но прочтите его сейчас, в свете выводов, к которым мы пришли, и посмотрим, как вы будете это интерпретировать.

Он положил письмо на стол, рядом со своими часами. Письмо начиналось с адреса отправителя и даты: «Бельгард», 1 октября» — и в основном касалось теорий, которые они уже слышали. Но палец доктора Фелла указал на два абзаца ближе к концу: