– Почему она так все устроила? – спросила Прозор, сделав короткий перерыв, чтобы отдышаться.
– В каком смысле – так? – отозвалась я.
– Распределила добычу по туннелям, расходящимся в разные стороны. Это место и так трудно найти, не говоря уже о том, чтобы попасть внутрь. Зачем усложнять жизнь самой себе, разделяя пистоли?
– Наверное, у нее были на то причины, – проговорила я, продолжая крутить колесо лебедки. – Может, эти туннели уже были здесь пробиты и она просто воспользовалась тем, что нашла.
– Посмотрите на кошелек, – сказал Лагганвор.
Пистоли продолжали светиться, но теперь это было мощное пульсирующее сияние, которое разливалось вокруг кошеля, хотя его горловина была завязана.
– Лагганвор, не пора ли нам что-нибудь узнать? – спросила Фура.
– Я никогда не был так близко к кладу – во всяком случае, на этой стадии операции.
– Банки хранят пистоли в сейфах, – сказала я. – Разве никто не заметил бы, начни они вот так светиться?
– Может, банки никогда не собирали достаточно пистолей в одном месте, чтобы это узнать, – предположила Прозор. – Или ползуны с трескунами и прочими не дают им такой возможности, делят скопившиеся богатства, прежде чем те слишком вырастут.
Я кивнула внутри шлема:
– Так как им известно, что может произойти?
– Или еще никто никогда не был так богат, – сказала Фура, а потом взволнованно воскликнула: – Приналяжем, ребята! Я вижу свет.
Миг спустя Лагганвор сказал:
– Я тоже вижу желтое свечение. Уже недолго.
Тут и я увидела. Это был тот же пульсирующий желтый свет, что исходил из мешка, но его сила нарастала с каждым поворотом рукояти лебедки.
И вот показались все четыре тележки. Мы делились друг с другом наблюдениями. Тележки были уменьшенными копиями той, на которой мы приехали, и двигались по более узким путям. Они имели боковые ограждения, и на каждой лежало множество мешков, излучавших желтизну. На моей тележке их было с полсотни – вполне достаточно, чтобы вместить тысячу пистолей, если не две. Даже не видя этих пистолей, не зная их номиналов, я не сомневалась, что такого количества денег не лицезрела ни разу в жизни. А ведь это лишь крошечная часть богатства Босы – должно быть, эти тележки пиратка нагружала сотни раз за свой долгий и жуткий век.
У меня уже ныли от изнеможения мышцы, но появление тележки вызвало новый прилив сил. Тем не менее Фура выиграла состязание: ее тележка первой преодолела порог и выровнялась. Нездоровая фосфоресценция разлилась по залу, омывая нас. Кладь на тележке казалась одной сплошной раскаленной горой, готовой лопнуть от огромного давления магмы.
Как будто приняв вызов, кошель с пистолями засиял еще ярче, и его пульсация как будто соответствовала ритму более крупного трофея.
Моя тележка преодолела подъем следующей, затем почти одновременно прибыли тележки Лагганвора и Прозор. Какой-то инстинкт, однако, заставил этих двоих прекратить работу, когда тележки все еще находились на наклонной части пути.
– Этого достаточно, – сказала Прозор. – Сосчитай пистоли в нескольких мешках, просто чтобы удовлетвориться, и верни их на место. Сдается мне, есть веская причина, не позволявшая Босе держать все деньги в одном месте.
Фура сняла с тележки мешок, развязала его и едва не отпрянула от яркого света, который выпустила на волю. Теперь этот свет был изжелта-белым, излучение других мешков, приглушенное тканью, становилось неприятно интенсивным. Я чувствовала себя так, будто очутилась в печи, разгорающейся все жарче.
Затем появился звук. Кажется, Лагганвор услышал его первым. Он машинально поднял руку и постучал по шлему – так делал любой из нас, когда начинала барахлить трещальная установка.
Я тоже услышала. Это был свист, а не жужжание и не шипение помех. Звуковые колебания набирали интенсивность и частоту, ощущался цикл усиления и ослабления, в точности соответствующий пульсации монет.
– Они поют, – сказала Фура, повысив голос.
Свист звучал все громче. Я взялась за ручку настройки – ослабить громкость динамиков. Прозор и Лагганвор поступили так же.
Свист остался прежним. Он раздавался внутри скафандров, возможно, в наших головах, и мы не смогли от него избавиться, заглушив трещальники. Он делался все неприятнее, ощущения уже граничили с болезненными.
– Они не поют, детка, – сказала Прозор. – Они вопят.
– Отправьте их обратно! – выкрикнула я и немедленно закрутила колесо лебедки.
Тележка двинулась вниз по туннелю, но едва ли быстрее, чем поднималась. Я думала, что теперь, когда вес работает в мою пользу, потребуется меньше усилий, но в механизме был какой-то тормоз или регулятор, не позволявший тележке разгоняться.