Черные паруса

Нам выделили место на среднем уровне (корабль портового управления осветил его фонарями и умчался прочь), которое было лучшим – или худшим, в зависимости от точки зрения – в двух мирах. Причальная башня расширялась к основанию, поэтому над нами нависали корабли – каждый последующий слегка выглядывал из-за предыдущего, – и они же виднелись снизу, строем уходя вдаль, будто фигурки для какой-то игры. Время от времени я замечала блестящий обрубок там, где причальный выступ отломился, наверняка при этом погубив какую-нибудь несчастную команду.

Фура опускала катер на решетчатую платформу выступа, плавно отключая двигатели на брюхе, пока не стало ясно, что конструкция выдержит вес. Наши кости запротестовали, когда мы встали и принялись надевать оставшиеся части скафандров. Мы двигались так медленно, словно один тяжелый шаг мог оказаться тем, чего выступ не выдержит. Чтобы добраться до колеса, надо было совершить короткую прогулку в вакууме, и, конечно, не было никакой надежды облачить Страмбли в скафандр.

Однако Фура уже приняла это во внимание. Она упаковала герметичный грузовой сундук, достаточно длинный, чтобы вместить тело, и мы погрузили в него Страмбли вместе с носилками, а также кое-что из наших собственных вещей.

– Она не задохнется в этом гробу? – спросила я.

Фура, запустив обе руки в сундук, передвигала кладь и проверяла, хорошо ли привязана Страмбли. Она медленно закрыла крышку с герметичным уплотнением по краям.

– Выдержит. Радует, что она без сознания и потому дышит неглубоко.

– Во всем можно найти что-нибудь хорошее, – кивнула я.

У сундука были ручки с обоих концов, так что вчетвером мы справились с ним довольно легко. У нас также были пристегнутые к скафандрам сумки с деньгами, коротковолновыми трещальниками, всякой мелочью на продажу и запасной одеждой. Мы вынесли Страмбли из катера, преодолели небольшое расстояние в вакууме, а затем через шлюз добрались до лифтов. Это были мощные грузовые подъемники, достаточно большие, чтобы вместить целую команду.

Наверху мы сняли шлемы и отдышались, а затем Фура откинула крышку «гроба». Мне пришлось подавить рвотный рефлекс. Раненая пробыла в ящике считаные минуты, а там уже накопился гнилостный запах. Как хорошо, что скоро мы окажемся в больнице!

– Я бы не доверяла этим ауспициям, – проговорила Страмбли, глядя на нас с носилок. – Это все равно что ползуну довериться. Честное слово, лучше убраться с этого шарльера…

Я коснулась рукой в перчатке ее лба, жалея, что нет холодного полотенца.

– Тише.

Фура закрыла крышку, обрывая бред.

Лифт поднялся на вершину стыковочной конструкции, прошел через тонкий слой твердого материала (внешняя кора обода, около сотни пядей) и вырвался в трубчатую внутренность колеса. Местом нашего появления была ободная пристань – непривлекательная и неприветливая, как мне и представлялось. Там было много лифтовых дверей, обращенных к центру круглого вестибюля; над нами нависали высокие темные здания, и лишь в нескольких окнах горел свет. Над всем этим расстелился сплошной потолок внутреннего обода. Вероятно, когда-то давно он был покрыт световыми панелями, но их осталось совсем немного, и они порождали зыбкие сумерки на улицах внизу. Те панели, которые все еще работали, были синими с белыми пятнами, и я знала по старым текстам и картинкам, что так выглядело небо до Раскола, когда Земля была покрыта атмосферой – оболочкой толщиной в десятки лиг, как ни трудно себе представить подобное. В других мирах, где все было устроено схожим образом, небо могло иметь цвет ириски, как на Марсе, золота – на Титане или сверкающего серебром клинка – на Венере. Говорили (конечно, много позже события как такового), что после разрушения старых миров – хоть его и осуществили по общему согласию только после грандиозного обсуждения длительностью в сто тысяч лет, и хоть пятьдесят миллионов новых миров означали избыток пространства и свободы – родилась беспредельная, болезненная печаль о том, что было принесено в жертву, своего рода раскаяние, эхо которого сквозь бесчисленные века долетело и до наших времен.

Между этими немногочисленными сохранившимися панелями я видела либо их вышедших из строя сестер, либо сетку из труб и кабелей, обнаженную падением других панелей. Местами из труб сочился водяной туман, превращаясь в маслянистый дождь к тому времени, когда достигал земли. Трудно сказать, намеренно ли создавался этот дождь или по небрежности, но в результате улицы превратились в скользкие черные зеркала с предательски глубокими лужами и наклонными дренажными каналами, расположенными, как мне показалось, именно там, где они имели наилучшие шансы подловить неосторожного путника, как если бы все это было результатом некоего злого умысла.

У меня быстро складывалось впечатление о месте, куда мы так стремились, и оно было вовсе не благоприятным.

– У вас есть какое-нибудь оружие?

– Нет, спасибо, – ответила я, обращаясь к окликнувшему нас уличному торговцу.

– А вам что-нибудь нужно?