Темка дожевал остатки сухаря, собрал языком с ладони крошки. Пощупал вокруг себя: возись не возись, на сухое не переляжешь. Ну и шакал с ним. Лучше вспомнить еще раз: зимняя прохлада дворца, Темка торопится, и тут его окликнули… Снова все та же мысль: а может, не только о Митьке говорила? Сама позвала, сама руку протянула. Сама! Создатель, а вдруг есть хоть крохотное местечко в сердце принцессы и для него, Артемия Торна? Олень-покровитель! Страшно и сладостно так думать, и все больше находилось подтверждений. Темка и сам уже не понимает - действительных или придуманных.
Княжич окинул взглядом надоевшие холмы (за спиной все так же стреляли, не ближе и не дальше) и повернулся к капитану.
– Александер, а ты когда первый раз влюбился?
Показалась голова любопытствующего Шурки, мальчишка еще мусолил сухарь, и одна щека у него вздулась, точно пчела цапнула.
– В пять лет, - уверенно сказал капитан. - Правда-правда. Приезжали к вам гости, уж не помню кто. С дочкой. Сейчас скажу - малявочка, а тогда казалось - барышня. В том возрасте, когда еще платьица короткие носят, ну, щиколотки видны, кружавчики там, панталончики. У меня, правда, тогда не до панталон интерес был. У нее по подолу были вышиты лошадки - друг за другом, золотые на темном. И так меня эти лошадки поразили, что я в девочку и влюбился. Все подкарауливал во дворе, когда она выйдет.
– Я серьезно, - обиделся Темка.
– Так я тоже. Думаешь, раз в пять лет, то несерьезно? Там такие лошадки были!
– Да ну! Тебя послушать, так вон Шурка женихаться должен.
– Я?! Вот еще! - В голосе мальчишке звенело возмущение. - Мне что, делать больше нечего?
– Вы следите, - одернул капитан, и все снова повернулись к холмам.
Темка вслушался, отмечая, не изменился ли характер боя. Влился какой-то новый перестук, но Александер не поднимал тревоги, и княжич не сразу, но сообразил, что где-то неподалеку устроился дятел. Надо же, остались, видно, привыкли к войне.
– А если серьезно, - заговорил, не отводя внимательного взгляда от тропки, капитан, - то я долго ошибался, принимая за любовь обычное влечение.
Темка улыбнулся чуть горделиво: у него все не так. - Тебе-то война подгадила. Самый возраст на барышень заглядываться, а какие тут барышни? Или, может, ты успел присмотреть кого в Турлине?
Александер вроде как спрашивал, но Темка понял: капитан догадался.
– Нет, - бывает такая ложь, о которой знают и произнесший, и услышавший.
– Ох, смотри, Артемий. Сам понимаешь. Любовь любовью, а род твой знатен, требования особые.
«Знатен», - с горечью подумал Темка. Да не так, как Александеру кажется: недостаточно серебряной ленты.
– И девушки… - капитан замялся. - Девушки, Артемий, разные - к одним только со сватами, а к другим глупостью было бы…
С запада раздались выстрелы. Капитан резко повернулся, вгляделся в осинник.
– За тропой следите! - крикнул он мальчишкам.
Бой разгорался, одиночные выстрелы сливались в залпы. Сначала стреляли близко, потом - дальше. Темка вслушивался, казалось, не только ушами, но и затылком и спиной.
Капитан вдруг с силой толкнул княжича, и Темка покатился в овраг. Александер швырнул следом сына и прыгнул сам. Темка выругался, провалившись в мокрый снег. Рядом барахтался Шурка. Княжич отодвинулся, вскидывая ружье: кто-то ломился через бурелом, не разбирая дороги.
– Э-э-эй! - долетел голос. - Отбой!
Темка опустил ружье. Спасибо, Матерь-заступница! Милостив Росс!
Марк снова крикнул:
– Эй! Живы?
– Уши надеру! - загремел голос капитана. - Кто так ходит? А если бы нас тут уже положили? Если бы засада была? Под пулю прешь? Дурь башку застит? Смотри, вынесет вместе с мозгами.
Шурка от греха подальше осторожно попятился. Темка радостно полез из оврага, провожаемый гневным капитанским рокотанием:
– И этот туда же! Князь Лесс, а вы куда отступаете? А ну стоять!
Все, понял Темка. Если «князь Лесс», да «вы» - не миновать Марку нагоняя.
– Да стою я, стою. Что я, не видел, что ли, - не было тут боя, - оправдывался побратим.
Митька пододвинул кресло ближе к огню. Говорят, в Миллреде уже тепло, значит, и Иллару выпали солнечные деньки. А в Рагнере снег валит который день. Сонная Агрина добрела до гостя, ткнулась мокрым носом ему в руку. Княжич погладил ее по золотистой спинке. Решив, что долг гостеприимства исполнен, собака отступила к стене и легла рядом с высокими часами.
– Угощайся, - предложил Хранитель, пододвинув миску с засахаренными фруктами. Движением руки Курам отпустил слугу и сам налил вина.
– Благодарю. Вот, я принес: возможные причины Озерного бунта.
– Да, я посмотрю, - рассеянно кивнул Хранитель. Княжич Дин вздохнул: ему хотелось поскорее услышать оценку своего труда.
– Я начал читать и про даррскую войну.