Черные розы

– Ты правда так думаешь? Потому что ты глубоко ошибаешься. То, что ты сделала, – это самое прекрасное и бескорыстное проявление любви, милая. Ты отдала кусочек себя, чтобы у твоей дочери появился шанс на прекрасную, счастливую жизнь. Это самый драгоценный подарок. Как я могу тебя за это возненавидеть? Наоборот, я думаю, что не смогу любить тебя сильнее, чем люблю в эту минуту.

Не находя слов, я крепко сжимаю его грудь. Он делает еще один болезненный вдох, и я бросаю на него вопросительный взгляд:

– Ты получил травму?

– Не совсем, – отвечает он.

– Что значит «не совсем»? Ты все время морщишься, когда я к тебе прикасаюсь вот тут.

Я намеренно прижимаю руку к его груди – к ребрам возле правой руки.

Мейсон бледнеет, и это тревожит меня еще сильнее. Я сажусь на постели и берусь за край его рубашки. Потом смотрю на него, взглядом прося разрешения, он кивает и садится на пятки. Я медленно приподнимаю рубашку, ожидая увидеть ссадины и синяки от футбола.

Но от того, что я вижу вместо этого, у меня на глаза опять наворачиваются слезы. Боюсь, что теперь, когда плотину прорвало, они никогда не закончатся. И прямо сейчас я не в силах остановить этот бурный поток.

Там, на покрасневшей, болезненной коже, выгравировано всего одно слово.

Роксана.

Глава 28. Мейсон

– Но как? – спрашивает она, осторожно проводя пальцем по покрасневшим краям татуировки.

Я непринужденно пожимаю плечами:

– У меня было много времени в запасе, пока я ждал самолет. Я бы сделал твое настоящее имя, но знаю, что ты предпочитаешь оставаться анонимной.

Пайпер поднимает на меня окаймленные слезами глаза.

– Ты правильно написал имя!

– Ну конечно, – улыбаюсь я. – Как я мог ошибиться после того, как ты так долго сокрушалась, что его неправильно написали в фильме?

Я подмигиваю ей, и ее лицо смягчается в легкой улыбке. Это первый знак надежды, который я от нее получил. Не считая того, что она доверилась мне и рассказала свою историю.

Она уже столь многого достигла, интересно, что произойдет, если я подтолкну ее к большему? Я отвожу назад ее волосы, открывая татуировку в виде розы.

– Расскажешь мне о своей татуировке? – прошу я. – И об этом? – Я дотрагиваюсь до ее браслета.

Пайпер опускает взгляд на бутон розы из переплетенных полосок кожи у себя на запястье, и я практически вижу, как в ее голове проносятся воспоминания.

– Чарли подарила мне этот браслет в день, когда родилась моя дочь. Не считая моих родителей, она была единственным человеком, который знал, где я нахожусь. Все остальные – даже мои сестры – думали, что я провожу весенний семестр десятого класса за границей. Но на самом деле я поехала в одно местечко, которое родители нашли для меня на севере штата Нью-Йорк. Это была ферма, на которую пожилая пара принимала девушек вроде меня – беременных девочек-подростков, которые хотели скрыться от мира. Я помогала им с работой на ферме и готовкой, а они позволили мне там пожить. Когда я приехала, там были еще две девушки. Одна уехала через несколько недель, другая – незадолго до меня. Мы не обменивались адресами и телефонами.

Пайпер наклоняет голову набок и потирает рукой заднюю часть шеи – напряжение, волнами исходящее от ее шеи, можно увидеть невооруженным глазом.

– Никто не хотел этого запоминать.

Я завожу выбившуюся прядь волос ей за ухо, а мои пальцы сменяют ее руку у нее на шее в надежде, что я смогу избавить ее от напряжения, пока она рассказывает свою мучительную историю.

– Я держала ее на руках всего час, а потом ее забрали.

Я чувствую, как очередное невыплаканное рыдание горит в глубине ее горла, но она изо всех сил старается его сдержать. Она прикрывает глаза и заглушает горе, которое готово ее охватить.

– Это был одновременно лучший и худший час в моей жизни.

Она тяжело сглатывает и вытирает слезинки подушечками больших пальцев.

– Она была прекрасна. Вся головка у нее была покрыта темно-русыми волосами, и у нее были прекрасные голубые глаза. Я знаю, что у всех младенцев глаза голубые, так что неизвестно, какими они стали у нее потом. Но все это было не важно. Она все равно была идеальна.

Я чувствую болезненный укол в сердце, а мое зрение затуманивается воспоминаниями о том, как я потерял своих родителей.

– С тех пор ты ее больше не видела?

Пайпер качает головой: