Черные Вороны. Лабиринт

- А что, брат, правда не по зубам? Или ты девку в рваном платье, которую не соизволили даже домой привезти, по-другому назвал бы?

- Я не собираюсь с тобой это обсуждать… Это наши дела…

- Дела ваши, а приехала она ко мне. Не она приехала, а тень ее. Какого хрена ты к ней полез? Знал же, что вышвырнешь... знал, что сломаешь… - отпустил его, отнимая руки, и на несколько секунд замерев, не разрывая зрительный контакт, продолжил, -  Макс, неужели ты такая мразь… черт...как я мог в тебе так ошибаться...

Он присел на корточки, упираясь о стену и, сжав пальцами переносицу и вытащив из кармана промокшую зажигалку, из которой так и не удалось высечь искру, со вздохом сказал:

- Вышвырнул… потому что надо так… Граф, не лезь в душу... Так надо… и все тут...

У него даже голос осип, и звучало в нем что-то… сожаление? Горечь? Он голову в сторону отвернул, чтоб в глаза не смотреть.

- Граф, как она?

Этот вопрос… такой простой и банальный, только прозвучал он иначе.  Это не интерес, не дурацкая дежурная фраза, просто ему не все равно. И осознание этого - как глоток воздуха. Что не ошибся. Что не плевать ему, что сидит, заливается алкоголем, потому что хреново. Потому что на душе мерзко. Об этом не нужно было говорить - это чувствуешь, читаешь между строк обычных на первый взгляд слов. Каждый проживает свое горе как умеет, как жизнь научила. Его поведение, то, как сдерживался, молча принимая удары и злые слова - мне все  вдруг стало понятно. Молча признает, что не прав, что влип по самые уши, и ее за собой потащил. 

- Зачем спрашиваешь, если сам знаешь?

- Знаю… Больно. Но лучше сейчас...

Он не мне сейчас отвечал, он себя убеждал. Уговаривал, словно сумасшедший, который разговаривает с самим собой. В эти моменты внутренняя борьба вырывается наружу в виде обрывков фраз и слов, которые не удалось удержать в мыслях.

- Мне меньше всего хочется учить кого-то жить, Макс.. Только не смей с ней играть. Я серьезно. Если ты думаешь, что тебе нечего терять - то я тебе докажу, что ты ошибаешься…

- Нет, Граф, это ты ошибаешься. Теперь мне и правда нечего терять… Потерял уже… сам отодрал от себя, на живую, хоть знаю, что сдохну теперь.

Я не верил своим ушам. Я не верил, что это говорит Макс. Я никогда не видел его в таком состоянии. Разбитый, опустошенный, отстраненный. Я смотрел на него, слушал его голос поникший, и думал, что сейчас не знаю, кому из них двоих хуже. Дарине, которая выплакивала свое горе, или Максу, который загнал его внутрь.

- Почему прогнал? Зачем вот так?

- Потому что потом уже не смог бы …

***

Макс

Я смотрел на Беликова, как вытягивается его лицо, как подергивается левое веко по мере того, как он просматривал бумаги, которые предоставил адвокат Андрея.

Не без помощи моей.. чтоб ее… невесты. Беликов перебирал бумаги одну за одной, потом перечитывал снова. Да! Мать твою – жри! Мы тебя сделали. Только выражение твоей поганой, обрюзгшей рожи - уже чистый кайф. В голове слегка пульсирует после вчерашнего и слегка дрожат пальцы. Давно я так не нажирался, как последний алкаш. Сам не помню, какой дряни набодяжил, а меня все не брало, пока вдруг не вышибло все мозги, и я не обнаружил себя в каком-то зачуханном стриптиз-баре под струей ледяной воды и Графа рядом, с горящим взглядом «я тебя, мразь, урою». Во рту еще оставался привкус крови и ломило челюсть. Зато отрезвил и… дал себя почувствовать последней тварью. Я в глаза ему смотреть не мог. Потому что он прав. Потому что его правда железная и настолько правильная, что моя по сравнению с ней ничтожная и жалкая, как и я сам, еле стоящий на ногах, со звоном алкоголя в мозгах, с саднящей болью в груди. Как будто после полостной, в скобках медицинских или швах, и разогнуться не могу. Вырезал из себя кусок, а теперь агонизирую, скрюченный и задыхающийся от напряжения.

 Я не верил ни во что и никогда. Всю свою гребаную жизнь я верил только себе, и то не всегда. У меня не было друзей, я не дружил даже со своим отражением. Знакомые, связи, нужные люди, которые могли в одночасье стать непотребными и не представляющими никакой ценности. Я отправлял в утиль каждого. Вопрос времени, когда. Но только Андрею удалось то, что не удавалось никому - он заставил меня поверить в то, что семья – это навечно, и это та сила, против которой корчится в конвульсиях беспомощности даже моя костлявая приятельница. Он связал нас в единое целое. Никаких громких слов, только поступки. Мы были прошиты насквозь прочным тросом этой связи, через дырки от пуль и ножевых, которые нахватали друг за друга за то время, что я стал называть его БРАТОМ. Это больше не было пустым звуком, набором букв и генеалогией, я чувствовал, что он и есть моя семья, так же, как и Карина с Дашкой. МОЯ. СЕМЬЯ.

Я бы за него сдох и не сомневался, что и он за меня… не раздумывая. Это ценно, когда в твоей жизни появляется тот, к кому можно смело повернуться спиной и не ждать удара, а знать, что там твой примут на себя и от взрывной собой прикроют.