Черные Вороны. Лабиринт

- Да. Она вещи собрала еще утром.

- Куда поехала знаешь?

- Вы с Графом поговорите – он знает. Вроде волонтером. Я-то ничего не знаю. Просто слышал, как она с тем говорила… когда он чемоданы помогал спустить.

Помогал, значит? Мои пальцы медленно разжались. Каким, нахрен, волонтером? Куда, бл***ь?

Сам не понял, как несколько раз вмазал в стену над головой парня, и тот дернулся, непроизвольно жмурясь.

Мой сотовый разрывался от беспрерывных звонков. Выматерился, глянув на дисплей и узнав номер Татьяны. Что этой шлюхе еще надо? И почему так не вовремя?!

- Куда волонтером? – все еще удерживая перепуганного паренька.

- Не знаю. Вы у Графа спросите, возможно он знает. Мне не докладывают.

Я уже выходил на улицу, на ходу пикнув сигнализацией. Полчаса значит? Успею догнать.

Снова зазвонил сотовый. Возвестил об смске. Бросил взгляд на дисплей. Вот сука!

«Сейчас приезжай! Нам надо поговорить! Срочно! Иначе нахрен все договоренности!»

Я сел в машину – вначале придушу эту суку, а потом догоню маленькую ведьму и верну обратно. Волонтером, бл***ь. С тем лохом. Быстро нашла замену, маленькая. Долго не мучилась, да? В голове как выключатель щелкнул. Темно. Сгорели предохранители. Замкнуло. Догоню и нахер оторву башку обоим.

Вот она, цена словам – прошлой ночью подо мной извивалась и стонала, а сегодня уже со своим гребаным Ромео укатила. И картинки в голове одна развратнее и тошнотворнее другой. Как они там… прямо в машине. Как этот лох ее трахает на заднем сиденье. От злости затрещали кости… А вот и оно. То самое дикое чувство, которое, я знал, появится – желание сделать ей больно, и уже физически.

Еще одна смска от Татьяны, и я швырнул сотовый на заднее сиденье. Пусть все компроматы засунет себе в задницу. Мне похрен. Но где-то там внутри все еще жил голос рассудка – нельзя пока. Нельзя. Будет компромат в руках, тогда и пошлю, а пока нельзя.

Достал сотовый и еще раз набрал мелкую. Прослушал автоответчик и прорычал:

- Найду, и повторишь еще раз о своей гребаной вечной любви. Если сможешь! И еще - клоун твой пусть молиться начинает!

24 глава

Иногда люди не знаю почему поступили так или иначе. Им кажется, что будет лучше. А я прекрасно знала зачем это сделала, а еще знала, что лучше мне не будет. Поняла, когда выехала за город. Когда позади ничего не осталось. Я даже ЕГО с собой увожу.

Нет, я не убегала от Макса. Зачем? Я ему итак не нужна. Слишком напоминало бы знакомую цитату:

«Она сменила адрес, номер мобильного, внешность, что бы он ее не нашел, а он…он и не думал искать». С трудом могла себе представить Максима, который разыскивает меня или преследует, после того как показал насколько незначительный эпизод в его жизни встреча со мной и наша ночь. Таких, как я, тьма вокруг него. Разного калибра, цвета и возраста. И все они только и мечтают стать чем-то большим, чем эпизод. Девочки копи-пейсты с преданными глазами, готовые ради одного его взгляда с моста или в петлю. И да – я такая же. И да - готова. Вот что самое страшное – понимание на что я способна, лишь бы недолго присутствовать в его жизни, мелькнуть в ней и сгореть, как комета. Пусть даже потом от меня и следов не останется и их затопчут все те, кто придут туда после. А он даже этого не позволил. Сжег меня сам.

Там… на даче Ахмеда у меня дух захватывало от мысли на что Макс пошел ради меня. И только сейчас я начала понимать почему. Не ради меня. Нет. Ради Андрея. Ради нашей семьи, а может быть и ради того, чтобы не прогнуться под Ахмеда. Такие, как Макс, сломают кого угодно, но не сломаются сами.

Я убегала от себя. И мне стало смешно, когда в груди засаднило при взгляде на ускользающие вдаль километры –  никуда не убегу. Ведь я взяла себя с собой. На этой самой дороге поняла насколько изменилась. Он меня изменил. Я больше никогда не стану прежней. Я узнала, что такое боль. А она меняет до неузнаваемости, выворачивает мышление на сто восемьдесят градусов и вот именно в этот момент ты начинаешь по-настоящему понимать, что ты такое.

Боль вытряхивает наружу даже те черты, о которых никогда не подозревал. Все трещины и царапины, каждое слабое место.

Я многое пережила в своей жизни. Никогда не была ребенком, знающим тепло и ласку. Я всегда воспринимала чужое равнодушие, как обычное и правильное явление, наверное, потому что сама никого и никогда не любила. Умные психологи пишут книги о том, как дети привязываются к своим сволочам родителям вопреки всем человеческим законам – я не попадала под эту категорию, и мой собственный отец был последней мразью на могилу которого я даже не плюну. Это он свел мою мать в могилу. Это он разлучил нас всех. Да и отцом он не был. Биология. Не более того. Андрей мне стал больше отцом за три года, чем тот за всю жизнь.

 А моей матери слишком рано не стало, чтобы я могла любить ее саму, а не воспоминания о ней. Любит тот, кто видел любовь сам. Я ее не видела. Разве что в самом извращённом понимании этого слова и потому оно не имело для меня никакой ценности.