Черные Вороны. Лабиринт

 Все изменилось, когда Макс появился в моей жизни. Наверное, все то нерастраченное во мне и неопознанное я отдала ему. Выплеснула, швырнула к его ногам. Все оттенки этого сумасшедшего чувства. Каждую ее грань. Буквально каждую. Начиная с привязанности ребенка к тому, кто о нем заботится, и заканчивая бешеным сексуальным влечением. Одно цеплялось за другое. Как будущий врач я изучала себя. И всегда понимала свой диагноз – я больна им. Не в том красивом понимании к которому все привыкли. Не в пафосном и не в романтичном, а в самом что ни на есть прямом смысле слова, вместе с ужасными симптомами и последствиями. И не станет мне лучше, только будет прогрессировать. Если за три года полного «ничего» я не изменилась, то сейчас наше «мимолетное» уже не даст забыть никогда. Громкие слова – согласна. Люди часто ими швыряются «навсегда, навечно, никогда».

Но только не девочка, у которой этого «навсегда» не было в жизни, даже уверенности не было, что завтра она будет дышать. Поэтому я не забуду того, кто заставил меня почувствовать, что значит любить, что значит больно, что значит голод, что значит хочу и что значит «никогда».

  Я понимаю теперь почему животные, знающие о своей смертельной болезни, уходят от своих хозяев чтобы умирать в одиночестве. Я не хотела, чтобы мои близкие видели насколько мне плохо… я ушла агонизировать сама. Самое ужасное это видеть сочувствующие взгляды, пусть даже искренние и понимающие, но это ужасно. Становится больно потому что причиняешь боль всем остальным. А у меня нет сил улыбаться и делать вид, что я беззаботный подросток, наслаждающийся жизнью. Нет сил притворяться. Да, я слабая.

Очень-очень слабая и жалкая. Я не выдержу видеть его с кем-то еще, с этой женой, с другими женщинами. Видеть, как они смотрят на него плотоядно, угадывать с кем из них он спал, а с кем переспит в ближайшее время. Не могу видеть его, ведущего беседы со мной, словно ничего не было. Я так не умею. И я точно знаю, что никогда не научусь этому лицемерию.

Если мне плохо, то мне плохо. Я сдохну от ревности и отчаяния. Лучше дохнуть вдали от всего этого, чтобы больше никто не видел этой агонии.

Как предсказуемо всё начиналось и закончилось. Словно я один из цветков, который сорвали и выбросили. Ни первый и далеко не последний. Нет цветов, которые стоят в вазе вечно. Один дольше, другой скоротечен. Ничего трагичного, ничего особенного. Банальный исход первой любви и первого секса. Я переживу.

Возможно, кто-то сейчас сказал бы, что сама нарвалась, сама лезла. Да! Сама! И я не о чем не жалею, даже больше я знала, что так будет. Пусть не знала насколько это больно, но что я буду собирать себя по кусочкам каждый раз, когда он даст мне крупицу счастья, а потом отнимет – я знала. Но каждая из этих крупиц была бесценна. И я бы поступила точно так же снова и снова…Если бы он дал мне шанс.

 Говорил, что я полна иллюзий, вижу его в ином свете. Бред и ложь! Если бы это было так, мне было бы намного легче – я бы разочаровалась.

Нет, я прекрасно знаю, кого люблю…Ни одной иллюзии. Даже надежды. Зверя. Страшного, дикого и одинокого. Жуткого в своем цинизме и хладнокровии.

Я была на похоронах Славика. Его лицо не открывали даже когда мы все подходили прощаться. Я слышала, как кричала его мать, как она рвала на себе волосы и клялась, что сама лично раздерет убийцу на куски, а я стояла рядом, с двумя желтыми розами в дрожащих пальцах, и думала о том, что одна из убийц сейчас здесь, а второй вообще уже забыл о том, что пару дней назад оставил полумертвого паренька-фотографа привязанным к дереву на мусоросвалке. Вороны выклевали ему глаза и превратили его в бесформенный кусок мяса, а крысы обглодали конечности. Я даже представлять не хотела каким образом Макс заставил птиц сделать это с живым человеком и какие муки испытывал тот, когда умирал…Славика нашли через сутки после исчезновения. Случайно. Опознать его было весьма проблематично.

И даже глядя, как гроб опускают в яму я понимала, что несмотря на то, что по спине пробегает холод, а дыхание сбивается от ужаса я все равно люблю этого убийцу. Так как знаю за что казнил Славика. Нет, это не оправдывает такой дикой жестокости…и я не оправдываю, но я просто уже к тому времени поняла, что такое Макс Воронов. Я не была удивлена. Скорее я бы удивилась, если бы Славик выжил после всего, что натворил. Я не желала ему смерти, но и осознавала, что девочкам, которые по его милости оказались в том аду, повезло намного меньше, чем мне и вряд ли он их оплакивал. Жизнь жестока. А жизнь в нашем мире – это борьба на выживание где кто-то всегда охотник, а кто-то добыча. И это неизменно. И иногда сами охотники становятся добычей того, кто сильнее.

 Пока ехала в машине с Ромой в аэропорт смотрела на дорогу и осознала, что не хочу ни в какую Африку, не хочу с ним. Ничего и ни с кем. Потребовала остановиться и пока говорила ему какой он хороший, чудесный, самый лучший…окончив пресловутым и ненавистным «но»…меня рвало на куски проклятое дежа вю.