Черные Вороны. Лабиринт

Она обхватила меня за шею, прильнув ко мне сзади всем телом.

- Конечно не фея, ты злой и страшный монстр, который совсем недавно осуществил все мои грязные фантазии, - ее голос звучал хрипловато и с придыханием, я бы мог поклясться, что сучка потекла.

- Грязные? – усмехнулся, к черту сантименты, не то настроение. - Предсказуемые. На один раз. Как подрочить. Может, прокурору в самый раз, а мне скучно до зевоты, - она дернулась, а я сильнее сжал ее запястье, до хруста, - когда мне прострелят обе руки, я буду знать, к кому обратиться за помощью, чтобы спустить, если поблизости не окажется более интересной шлюхи.

- Ублюдок! – зашипела мне в самое ухо, пытаясь вырвать руку.

- О, дааа, детка. Он самый. Вот и познакомились. Хотя бы узнаешь будущего мужа и появится новое желание – бежать до свадьбы.

- Ты пожалеешь!

- Нееет, Танюшааа, жалеть будешь только ты. Но еще совсем не поздно передумать.

- Не дождешься. Я слишком долго к этому шла.

- Главное, чтоб запомнила дорогу обратно, когда будешь бежать без оглядки. Иди, потрахайся с кем-то другим – устрой себе девичник, отметь нашу победу. Цени, какой я добрый.

- Сволочь. Я могу реально передумать. Не зарывайся!

- Не передумаешь – ты ведь так долго к этому шла. А как же грандиозные планы? Доллары в зрачках, горы золота?

Я так и не обернулся к ней, потому что вернулся Беликов. В зале стихли голоса, пока судья зачитывал вердикт с бесстрастным выражением лица, и только мы с Графом понимали, как прокурора сейчас корежит и ломает изнутри, потому что мы уплыли у него сквозь пальцы, а вот он, наоборот, плотно заглатывал наш крючок, и я предвкушал, когда ржавая сталь проткнет его гнилое нутро, и он увязнет по самые яйца в нашей игре. Прокурор еще не знал, что на конце этого крючка его собственная карьера и жизнь.

Я улыбался, глядя на брата – вот и все, Граф. Ты свободен. Андрей подмигнул мне и что-то шепнул на ухо Насте, та усмехнулась и опустила взгляд. Да, эту победу мы с тобой, брат, отработали по полной - и головой, и членом. Каждый в своем направлении. По-семейному, одним и тем же методом, мать вашу, но эффективно.

С бабами все легко. У них решение проблем между ног спрятано, как их собственных, так и наших. Ноги раздвинул, качественно отымел и уже нет проблемы… зато появляются другие. Особенно если отработал на отлично. Повторения хотят.

Я вышел из здания зала суда и выхватил сотовый из кармана, набирая номер мелкой. Она опять не ответила.

К черту. Все, нахрен, к дьяволу. Сел в машину и силой вдавил педаль газа. Я хотел её увидеть. Немедленно.

Завизжали покрышки, а стрелка на спидометре метнулась вправо, вместе с адреналином и бешеным желанием увидеть ее. Просто увидеть. Убедиться, что она в порядке. Нет, ложь. Я хотел увидеть, что ей хреново, как и мне. Увидеть в ее глазах боль и захлебнуться ею снова, смешивая со своей, отбирая себе. Сам дал – сам забрал. Потому что все мое. И ее боль тоже моя. И да – я жить хочу. Разбросать землю в стороны и вылезти из могилы. Мне обещали воздух, и я хочу дышать. Я еду за своим глотком воздуха, и чтоб я сдох, если не надышусь им до безумия. Пусть все горит синим пламенем. Я хочу знать, какой он на вкус мой персональный воздух, когда я делаю этот вздох самостоятельно и полной грудью, а не украдкой и через респиратор.

 Затормозил у дома Графа, выскочил из машины и рванул в помещение. От предвкушения встречи адреналин завыл громче, оглушительно, вместе с биением сердца. Увидит меня и обнимет. До хруста. Сильно. Как тогда, когда возвращался домой под утро, а она ждала у окна, бросалась навстречу и потом бежала на кухню варить мне кофе. Так и видел перед глазами сверкающие розовые пятки, свою футболку, очертания белых трусиков под хлопком и как эрекция рвет штаны, а я чуть ли не вою, потому что, бл**ь, нельзя. И сейчас я до одури хочу мое «можно». Каждый день хочу, круглыми сутками. Глубоко. Быстро. Долго. Нежно. Грубо. Жестоко. Пошло. Хочу по-всякому. Чтоб моё «можно» шатало от усталости, чтоб голос сорвала.

По лестнице наверх, толкнул дверь и застыл на пороге – пусто. Еще не понимая, взглядом на распахнутые пустые шкафы. На полку у стола – ни одной игрушки. Да, я посылал ей плюшевых медведей несколько раз в год, и я знал, что они все стоят на этой полке у ее кровати.

Развернулся, вышел, оглядываясь по сторонам. Сам не понял, как сгреб за шиворот одного из парней из обслуги:

- Где она?

Он в недоумении, быстро моргая, смотрел мне в глаза.

- Дарина. Где она? – рявкнул так громко, что зазвенели стекла.

- Уехала, где-то полчаса назад.

- Ее машина внизу. Не лги мне, придурок. Она велела мне так сказать? Увидела, что приехал и велела? Отвечай! Где? У Карины в комнате или к Фаине поехала?

- Нет. За ней приехали. Я же говорю – не дома она. Спустилась с чемоданами.

- Кто приехал, мать твою?

- Не знаю. Парень на бордовом кабриолете. Он часто к ней приезжал. Сын Беликова. Худой такой. Высокий.

Я почувствовал, как перед глазами появляется красная пелена. Сын Беликова? Конечно помню клоуна, которому нос свернул. Как же не помнить?

- С чемоданами, говоришь?