Чёрные земли

— Хозяин временно уехал, просил нас присмотреть за домом, — заявил он, не моргнув глазом, и тут же выдохнул в лицо офицера облако ядрёного перегара.

— А я думаю, вы захватили чужой дом, — полицейский офицер был не дурак и умел делать выводы. — Где хозяин? По документам дом принадлежит Кайлу Крюгеру.

— Кайл Крюгер, — зло проговорил Гловер, — куда-то уехал, и мы понятия не имеем, куда именно. Но, будь он сейчас здесь, будьте уверены, господин офицер, он перестал бы быть хозяином не только этого дома, но и собственной головы.

— Так вы разбойники? — строго вопросил офицер, протискиваясь в холл. — Придётся ответить за разграбление чужого имущества.

— Справедливости ради, офицер, — проговорил Гловер, натягивая рубаху, что в его состоянии было делом непростым, — ответить нам предстоит за столько всего, что разграбление дома на этом фоне будет мелочью. Пусть хозяин присылает счёт в тюрьму. Или сразу на каторгу. Или на эшафот. Мы пока не решили.

— Постойте, — офицер вдруг замер и пристально нас оглядел, видимо, вспомнил ориентировку. — Так это вы сбежали из участка, убив надзирателей.

— Мы сбежали из участка, не убивая надзирателей, — тут же заявил я. — Убил их другой человек, а мы убили его. Просто не захотели оставаться в тюрьме и сделали себе отпуск.

— Взять их, — прошипел офицер, от ярости у него даже усы дыбом встали.

К счастью, солдаты, по причине лютой усталости, его энтузиазма не разделяли, а потому дали нам одеться, обезоружили, наспех обыскали, а потом связали руки и повели. Никаких ударов прикладами, никакого укладывания мордой в пол.

— Девок не трогайте, — завещал напоследок Гловер, который так и не протрезвел, более того одеваясь, успел отхлебнуть едва ли не треть графина. — Они из заведения госпожи Фелиции, здесь оказались исключительно под угрозой оружия. Когда будете их возвращать, хозяйке передайте привет…

Поток его красноречия прервал удар прикладом по загривку, Гловер упал, но тут же поднялся и, шатаясь, пошёл вперёд, насвистывая какой-то весёлый мотив.

Вечер того же дня мы встретили в камере, уже не в местном околотке, а в центральном управлении МВД. Камера тесная, примерно два на три метра, совсем без мебели. Гловер, пользуясь тем, что пол тут деревянный и вдобавок относительно чистый, просто завалился спать, положив под голову свёрнутый пиджак.

А ближе к вечеру, да, чего там ближе, уже затемно, часов в девять-десять, нас вызвали на допрос. Всех четверых. Гловера пытались разбудить, но он отказывался просыпаться. В итоге, чтобы не терять времени, Хорт просто сгрёб его в охапку, взвалил на плечо и так понёс на допрос. В глаза бросилась немногочисленность конвоя, всего один человек, офицер, в форме и с оружием. Это обнадёживало. Видимо, начальство учло то, что мы сдались добровольно, и знает, что полицейских в околотке убили не мы.

Нас завели в небольшой зал, который, как я понял, использовался раньше для совещаний комсостава. Ряды стульев, впереди небольшая кафедра, где скучал мужчина лет пятидесяти в дорогом костюме, чисто выбритый и с длинными, как у Виго, седыми волосами. Надо полагать, он с нами говорить и будет.

Мы расселись на первом ряду, Гловера тоже усадили, он упал на пол, усадили снова, подперев с двух сторон. Мужчина за кафедрой, оглядев нас, сделал вывод, что мы готовы слушать и открыл уже было рот, но тут покосился на Гловера. Такой слушатель его не устраивал. Поэтому лектор указал в его сторону длинным пальцем, отчего Гловер взвился, снова упал на стул и, осмотрев мир уже совершенно трезвым взглядом, приготовился слушать. Перед нами был маг, сила которого позволяла не держать в зале конвой.

— Так-то лучше, — сказал мужчина за кафедрой. — Теперь поговорим о деле. Вы, я имею в виду вашу группу, попали в поле зрения охранного отделения давно. Вас неоднократно хотели взять в разработку, поставить, так сказать, на службу Его Величеству.

— А что помешало? — с интересом спросил Гловер, выглядел он абсолютно здоровым, видимо, заклинание не только сняло опьянение, но и полностью вылечило похмелье.

— Посмотрите на себя, — укоризненно сказал он. — Ни чести, ни положительных стремлений, ни своего дома, ни семьи, ничего.

— А разве это не к лучшему? — спросил я, но ответа не получил.

— Все ваши стремления примитивны, ухватить добычу, продать, а потом пьянствовать и лапать девок, — лектор начал напоминать священника, — и даже теперь, когда вас обвиняют в тяжких государственных преступлениях, а вы случайно получили свободу, куда вы отправились? Правильно, пить, есть и совокупляться. Да, вы правы, может быть, это даже к лучшему, вас, таких, проще использовать. Но и надёжность человека, у которого нет ничего святого, тоже невелика.

— Так на кой хрен мы вам понадобились? — просто и без затей спросил Хорт.

— Увы, в безвыходной ситуации приходится использовать то, что есть. Виктор, — он пристально посмотрел на меня. — Опишите коротко, что случилось в околотке?