Черные зубы

Наконец отпустив руку Лина, Фаиз упал на колени, прижал к ушам сжатые кулаки и разревелся, дробя крик на всхлипы. Филлип опустился рядом с ним на татами — уже не новый, уже не чистый, тронутый гнилью. Лин растирал свое запястье: бледная кожа длинной изящной, словно колонна, руки была испещрена следами пальцев.

Поймав мой взгляд, Лин поднял глаза, дрожащим пальцем описал в воздухе круг и одними губами произнес: «Безумие». Я не знала, о ком он говорил. О Фаизе, о себе, обо мне или обо всей нашей созависимой компании вкупе со зрителями — слепцы, клянущие слепцов, театр мертвых дураков. Я сглотнула рвоту, жидкую, как овсянка, и теплую. Мир перед глазами перестал кружиться, но все еще подрагивал, я чувствовала себя так, словно опустилась на дно пруда и смотрела вверх сквозь зеленую водяную линзу. Я думала о девушках, которых объедали рыбы и пресноводные креветки, об их ребрах, похожих на зубья расчесок, о том, сколько времени требуется столь безобидному зверинцу, чтобы обглодать тело до костей. Я снова думала о смерти и о нечистых созданиях, извивающихся в грязи.

— А мы точно знаем, что тут есть книга? — услышала я собственный голос.

— Конечно, есть. Мы же видели книги, когда пришли сюда. Тут же все… все просто кишит книгами. Они повсюду. Мы найдем в них ответ. Я это знаю.

— Господи! — Лин уставился в коридор. Я проследила за его взглядом: дверной проем заполнили слепые глаза, круглые, блестящие, как спелые виноградины. Они моргали — кожа вздымалась откуда-то изнутри их скопления, — на секунду превращаясь в подобия мошонок. — Господи, Кошка, это сам гребаный дом.

— Они не обязаны здесь оставаться, если не хотят, — сказал Филлип.

Я провела языком по растрескавшимся губам, слизнула с них желчь:

— Если разделимся, погибнем. Надо держаться вместе. К тому же вряд ли библиотека далеко…

— В соседней комнате.

— Ну вот, — я через силу улыбнулась, — недалеко.

— Кошка, ты сейчас по сути сказала, что нам надо остаться? — За моей спиной раздался голос Лина, и в мою ключицу впились ногти. — Какого хрена? Что на тебя нашло?

Я резко повернулась к нему и продемонстрировала широкий оскал:

— Мы не будем разделяться.

— Твою мать!

— Господи, да что вы за гребаные… — взревел Филлип, заставив нас всех умолкнуть. — Просто... просто кончайте эту хренотень. Вы меня вконец задолбали, чертовы идиоты. Выстраиваемся в цепочку. И звездуем в библиотеку. Если книга не найдется, вы двое уходите. А мы остаемся.

— Никак не можешь без геройства, да? — Лин хихикнул, но никто на него не взглянул, хотя его, благополучно замкнувшегося в своем помешательстве, это нисколько не смутило.

Фаиз меж тем молчал, глядя в дверной проем так, словно любовь всей его жизни стояла там, хлопая глазами — множеством глаз, обильных, как пузырьки на горлышке бутылки кока-колы.

— Фаиз это стопудово одобрит. Фаиз стопудово будет рад, что ты будешь его прикрывать. Это стопудово отличная идея.

— Лин, заткнись, — сказала я.

— Мы об этом пожалеем.

Я не стала ему отвечать.

— Пошли.

Это была не столько библиотека, сколько склад трупов — манускриптов, изъеденных веками, обглоданных по краям насекомыми. Кожаные переплеты покрывали плесень и грибы — с широкими шляпками, тонкими ножками, многоярусные, как квартиры в дешевых многоэтажках, выбеленные полумраком. Многие книги уже перестали быть таковыми — их страницы были переварены и извергнуты обратно в виде строительного материала. Повсюду мы видели осиные гнезда, формой почти идеально повторяющие желудок, построенные на развалинах термитников, чьи обитатели давно погибли. Внезапно мне вспомнились высушенные легочные альвеолы, сплющенные и хранимые между двумя стеклышками, — бывшая девушка показала мне их между поцелуями в классной комнате.

— Здесь есть книга.

— Да, — ответила я охрипшим голосом.

Я думала о том же, о чем наверняка думали Лин и Филлип, которые посматривали друг на друга с неуверенным видом. Безумие Лина стихло, превратилось в бесшабашную бодрость. Филлип с похоронной серьезностью расставлял по комнате свечи. Разумеется, здесь была книга. Здесь было бесчисленное множество книг, затерянных в море мертвых насекомых и извивающихся бледных личинок.

Ёкаи последовали за нами, выстроившись мифологической цепочкой, непрерывно твердя друг другу «привет, привет, привет». Словно маленькие дети, или попугаи, или, может быть, некие едва родившиеся на свет, влажно поблескивающие создания, с изумлением обнаружившие у себя гортань, губы и зачаточный словарный запас. «Привет», — пели друг другу кицунэ. «Привет, — говорили краснолицые они и скрюченные, ползущие на четвереньках гашадокуро^[16]. — Привет».

— Я… — Фаиз всплеснул руками и подхватил целую стопку заплесневелых книг. — Что вы все стоите? Давайте искать.

Филлип принялся за работу обеими руками, без малейших колебаний, и, словно собака, зарылся в кучу мусора, бормоча не то молитвы, не то ругательства — я не могла разобрать что именно. Впрочем, с учетом лихорадочной дикции Филлипа это особого значения не имело. Мы с Лином озабоченно переглянулись.