– Ну не совсем такое, – уклончиво ответил Франкфорт. – Просто я именно так истолковал твои слова. Но во время грозы, которая, что кривить душой, и на меня нагнала страху, ты хладнокровно сел за руль, а потом спас старика с внучкой от дождя и молнии. Ты, по-моему, не философ, а почти супермен.
Джилберт рассмеялся.
– Шутишь? К отваге и храбрости это не имеет никакого отношения. Наоборот, я человек трепетный по натуре. Однако у чувствительности много проявлений. Ничего удивительного в том, что мое нервное состояние отличается от нервозности моего шофера. Что же касается старика, то он играет в моей жизни весьма важную роль, хотя и не ведает об этом. – Голос Джилберта вдруг зазвучал торжественно, после чего молодой человек добавил, поймав на себе любопытный, недоумевающий взгляд Линдела: – Насчет меланхоличного философа никак с тобой не соглашусь. Истинные философы склонны к одиночеству и доказывают в своих экзистенциальных теориях, что человек одинок от природы. Я же не приемлю такую позицию, и вот тебе доказательство: я собираюсь жениться.
– Вот оно что! – воскликнул Франкфорт. – Поэтому ты так хандрил на ипподроме? А я-то думал: что за тоска напала на человека? Теперь понятно: большинство людей нервничают в преддверии такого события, как бракосочетание. Возьми, к примеру, Типпи Джонса: он попросту не явился в церковь, прикинувшись то ли сумасшедшим из дурдома, то ли преступником в бегах. Точно не помню, но в газетах тогда поднялась шумиха.
Джилберт грустно улыбнулся:
– Я предпринял нечто иное, но и оно, пожалуй, равносильно дезертирству. Я попросил отсрочить свадьбу и сделал это сознательно.
– Почему? – изумился Линдел. – Я хотел спросить тебя еще утром, когда мы ехали на ипподром, но забыл – из головы вылетело. Миссис Каткарт сказала, что ты и слышать не желаешь про…
– Оставим эту тему, – перебил его Джилберт.
– «
– Вот-вот, – усмехнулся Джилберт, – то же самое твердит весь Лондон. Ничего, если я признаюсь тебе, что помимо жалованья у меня нет ни фунта?
– Ты, брат, скромничаешь. А машина?
– Автомобиль, – многозначительно произнес Стэндертон, – не совсем принадлежит мне.
– Что значит «не совсем», если ты на нем разъезжаешь? Ты говорил, что тебе его дядя подарил, – возразил Линдел, делая акцент на последнем слове.
– Не отрицаю. Но ты плохо знаешь моего дядю. Он может что-нибудь подарить, а через месяц или даже год забрать обратно. Во всяком случае, разрешения на продажу машины он мне не давал. Многие люди из моего окружения только потому поддерживают со мной знакомство, что уверены: я – наследник своего дяди.
– А разве не так?
– Мне ничего не известно о завещании, и меня нисколько не удивит, если оно – не в мою пользу. К счастью, для Эдит это не имеет большого значения.
– Послушай, но ведь ты – родной племянник своего дяди. Кому, как не тебе…
– Это ты послушай, – в который раз перебил приятеля Джилберт. – Мой почтенный дядя недавно соизволил выразить желание, чтобы все его состояние перешло благотворительному фонду по защите собак, то есть собачьему приюту, в Баттерси.
Добродушное лицо Линдела слегка вытянулось:
– Ты рассказывал об этом миссис Каткарт?
– Миссис Каткарт? – переспросил Джилберт. – Нет. Я счел это излишним, потому что Эдит, – добавил он с улыбкой, – выходит за меня замуж не ради денег – она не нуждается в них. Точно так же и я женюсь на ней вовсе не из корысти.
Остаток пути друзья ехали молча. На углу Сент-Джеймс-стрит Линдел вышел, шоферу Джилберт велел отправляться в гараж и навести там порядок, а сам поехал к маленькому меблированному особнячку, который снял для себя год назад, когда его виды на будущее были куда более радужными, чем теперь.
Мистер Стэндертон принадлежал к одному из тех своеобразных семейств, которые состоят сплошь из одних племянников. Его дядя в свое время позаботился о юноше. Благодаря влиянию и связям родственника Джилберта взяли на службу в Министерство иностранных дел. Иногда, будучи в хорошем расположении духа, дядя говаривал, что собирается сделать племянника своим наследником. Поэтому лондонские сплетни о блестящих перспективах молодого Стэндертона имели под собой отнюдь не зыбкую почву.
Однако примерно за месяц до начала этого повествования дядюшка внезапно переменил свои намерения и заявил, что завещает Джилберту лишь тысячу фунтов – сумму, на которую, впрочем, могли рассчитывать и все остальные его племянники.
Наш герой отреагировал на это сообщение вполне сдержанно. Единственное, что его встревожило, – мысль о том, что, вероятно, он чем-то обидел вспыльчивого дядюшку. Но Джилберт слишком уважал старика, чтобы, даже лишившись наследства, изменить свое сердечное отношение к нему.
Глава 3. Исчезновение