Черный алмаз

С котелками ждут очереди впереди.

Я иду, как еда,

За штандартами красными.

А годов череда: исхудалые граждане.

В строй обратно зовет меня командир,

Только как бы в штрафбат я

Не угодил!

Пусть сдерут с меня лычки и снимут ремень

(Ну и что ж... отдохну,

Подождем перемен).

Пусть оставят лишь спички, да горсть табака,

Чтобы дым сквозь решетку

Пускать в облака.

Не хвалою, не лестью,

Только листьями радуем.

Только женщина истинная, если есть,

Будет рядом.

Я солдатская кухня, я им повар и бог!

Все раздам населенью,

До дна и до корки...

А когда, под конец,

У дороги на взгорке.

Ночь осыпет росой железо двуколки,

Будет сон мой,

Как затяжка махорки, глубок.

1947.

В ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

Мои стихи!

                 Наверное, они

Служили мне защитою

                                   в те дни.

Ведь к жизни из немых своих потемок

Они рвались,

                     храня мой каждый шаг.

В беременной

                      удваивает так

Ее живучесть

                     будущий ребенок,

Порой на корточках, накоротке

Со смертью, в спешке,

При папиросной вспышке

Я их набрасывал

                          на коробке

Не авторучкой —

                          обгорелой спичкой.

О чем? О звездах, о людской отваге.

На переписыванье сил не трать:

В тылу врага не пишут на бумаге.

Здесь память —

                         вот и вся твоя тетрадь

А лес — чужак, он весь насторожен,

И звезд раздумие над головою...

Но как писалось

                         жадно и свежо!

И строчки пахли

                          потом и смолою!

И строчки пахли телом неусталым,

Где взмокла шея, а шаги легки,

И злобой жить

                       во что бы то ни стало.

Что скулы стискивает,

                                   как кулаки!

Когда, как волк,

                          неуловим и чуток,

Когда один,

                   когда кругом сосна,

А женщина —

                      невиданное чудо,

Как выдумка, как озаренье сна,

И жизнь

             все напряженней, все дороже,

И блеск в глазах,

И сердце ждать не может,

И гул боев ты слышишь наконец,

Твой каждый мускул

                                 полон жаркой дрожи!

Дрожит, как сдерживаемый жеребец,

От крови в жилах

                           злобного излишка

Иль оттого,

                   что ты еще мальчишка,

А лес — в рассвете —

                                 так алмазно рыж.

Ведь в двадцать лет —

                                   когда вот-вот и крышка -

Ты весь —

                 до жилки на виске —

                                                  горишь!

Сейчас бы мне

                       той жадности кусок,

Чтоб впитывать

                        все, что я вижу,

                                                  снова,

Как впитывает

                       пористый песок

Дождя неудержимость

                                   проливного!

В любви, в работе, даже и в беде,

Дышать вот так,

                         как в тех лесах, в походе!..

Стихи мои военные!

                               Вы где?

Ведь я вас не записывал

                                     в блокноте.

Ведь это вы меня спасли.

                                       А сами?

Забылись? В белый дым, под небесами?

Но разве вы развеялись навеки?

Еще бурней ко мне, я убежден,

Вернетесь вы.

                      Так высохшие реки

На землю

               возвращаются

                                     дождем!

1949.

СТИМУЛ

Абхазец с ишаком

По узкому пути

Взбираются гуськом...

"Дай, дорогой, пройти!"

Копытцами стучит

Мимо меня, туп-туп,

Ишак: тюки влачит

С уступа на уступ.

А над башкой, у губ,

Чтоб пахло ишаку, —

На палке сена пук

Качается в шагу.

Бредет за ишаком

Хозяин с посошком.

Абхазец и ишак,

Они похожи так!

Мохнат на шапке ворс,

Как у осла бока.

Навис горбато нос,

Как храп у ишака.

Он то рванет, от мух,

То пятится опять...

А то велят ему

Шаганье: ускорять!

Как врастопыр портки

У бритых казаков,

Набитые мешки

Свисают с двух боков.

Бока от них — в поту,

В паху — сто оводов...

Пук сена на виду

Качается зато!

Пучок осла томит...

Вот так манит ослов

Посмертной славы миф,

Звон лозунгов и слов.

Пылища, хлябь дорог,

Впотьмах взвопит шакал.

На палке сена клок,

Чтобы ишак — шагал.

1977, 85.

FORTE

Громче

            города

                       Грайворона

Строк сверкаю дождем,

Видно, баяли правильно.

Что в рубашке рожден.

Дождь шипучими щетками

Вдруг прочешет траву,

Это просто — до чертиков

Повезло, что живу.

Что люблю я

на совесть

Труд, руду его грызть.

Наплевать, что еще есть

Подлость рядом, корысть.

И пусть правят и ратуют,

Воссев там и сям, —

Не верха, не ораторы,

Всех главнее я сам.

Звонких слов и созвучий

Я постиг ремесло,

Я — творящий, везучий;

Фарисеям назло!

1973

ЦЕРКОВЬ

Дальняя, древняя, бедная,

Русские славя края,

Высится церковь белая,

В червонной заре горя.

Взносится церковь розово,

Вся как торжественный хор!

В лесах, в полях, за озером

Издали радуя взор.

Колокол селам и пашням

Благовестит с небес...

Лишь я, маляр, шабашник,

К Спасу по козлам влез.

Крашу нахально и ловко,

Лаковым колером вру.

Лишь бы трояк на водку

Рваному, мне, маляру.

Что мне до гимна господня!

Слух мой оглох от вранья.

Гордец, храбрец, сегодня

Лишь раб и халтурщик я.

Матерь тревожу божью,

Спаса печален взгляд.

Вправду, в чаду, мне рожу

Скорчил вдруг отрок свят?

Сердце пощады просит!

Вдруг, не попутай враг,

Дико вскричу и с козел

Рухну в кромешный мрак?

В русских березах и зорях

Белая церковь царит,

В речных волнах лазоревых

Золотом купол горит.

1982.

ПЕСНЯ О ПОЭТЕ

Вот меня ведут по всей околице,

По бокам — полроты — солдат. —

На меня, вихрастого соколика,

Бабы сердобольные глядят.

А меня ведут полями, весями,

Юного, босого, без ремня.

Солнышко ресницами белесыми

Щурится с усмешкой на меня.

Ах, как я иду в алмазном утре!

Белая рубашечка. Король!

И мои каштановые кудри

Развевает ветерок сырой.

Врут сороки: «скверная история,

Вот так шут — а лез — в короли».

Вы, ребята, в самом деле... што ли..

На расстрел поэта повели?

Для меня уже и яму вырыли.

Мне старшой поднес — табачку. —

Не расстраивайтесь, конвоиры,

Я, ей-богу, где-нибудь сбегу!

Но скорее на холму суровом,

Где поэт забыт и зарыт,

На заре, как монумент, корова

Лоб рогатый в травы погрузит.

1988.

* * *

Ветер времени листает вхлест имена,

Как блокнота листки, на скамейке забытого.