Было четыре вечера. Вернуться к Евсею он уже не успевал. Можно было бежать назад, на «Бутаковку», но тогда поиски Альпиниста придется начинать заново, по новым следам, спустя несколько дней. Потому что Альпинист шел «на дело». Тахир решил следовать за ним, сколько хватит сил, и, аналогично маньяку, ночевать в пути…
Так оно и вышло. Прошел до заката еще с десяток километров, успел спуститься в долину, развести костер, поужинать. Завернулся в спальник, но не засыпал долго — какие-то шорохи и шумы настораживали, хоть и твердил себе, что Альпинист на одиноких мужиков не нападает. Шевелили лучами звезды сквозь ветви рябин и берез, еще не сбросивших листьев. Потрескивали дрова в костре. Он достал карту, чтобы проследить пройденное сегодня. На карте были красным пунктиром обозначены те маршруты Черного Альпиниста, которые удалось проследить предшественникам Тахира. И теперь он обнаружил, всматриваясь в зеленые и коричневые пятна гор на клеенчатой бумаге, что идет почти точно по одному из них. Идет в ущелье Чинджоу, недалеко от Чимбулака, где в широкой пойме реки Весновка расположилось три аула. Больших, богатых — из них Альпинист тоже похищал девушек.
Если предположить, что ему известна конечная цель путешествия Альпиниста, то подворачивается хороший шанс: выйти раньше маньяка на его тропу и устроить засаду. Для этого надо найти удобный и быстрый маршрут, пройти его максимально быстро и попасть в ту точку, которую никак не должен миновать Альпинист. Тахир елозил карандашом по карте, достал из рюкзака остальные карты и заметки. В верховьях Чинджоу их обоих с маньяком поджимало высокогорное плато, с обеих сторон обрамленное скалами. Взобраться на плато трудно, а спуститься еще труднее, — в записях, данных инструкторами из Альпинклуба, указывалась лишь одна тропа, по которой можно было спуститься со скал. Тахир понял, что ему нужно завтра обойти плато, выйти на эту тропу и подняться по ней в скалу — двигаясь уже навстречу Черному Альпинисту. И если он заляжет в засаду не позже, чем в полдень, он подкараулит на спуске с плато Альпиниста.
Шанс выглядел великолепно. Он принял таблетку снотворного, поставил будильник на часах на пять утра, чтобы выйти до рассвета. И заснул.
Снилось черт те знает что. Беснующиеся голые бабы, страшнее всех сифиличек и алкашек, виденных Тахиром в московских кабаках, притонах и на вокзалах. Будто бы бабы его ублажали, целовали взасос, затащили в какое-то общежитие женское и там, связав, принялись над ним измываться: жутко, изощренно и долго, нескончаемо долго. А потом появились голые Мурат и Гена, оказались то ли бабами, то ли гермафродитами (в общем, своими в компании), предложили утопить его в унитазе. Голова Тахира не пролезала в сливное отверстие, было больно… От боли в голове проснулся в три утра. Звезды над землей блистали гораздо ярче.
Он понял, что лучше не ждать продолжения сна, а идти. Вот только выкурил «казахстанскую», — струйки дыма, им испускаемые вместе с паром — термометр на обороте наручных часов показал минус десять, — вдруг показались кощунственными, что ли. Тахир усмехнулся: это в детстве ему вбивали в голову, что горы — вещь суровая, требуют от человека блюсти все правила, порядки, чистоту и дел, и помыслов, и мусора не оставлять. Мусор он сжег, консервную банку засунул под вороха мерзлых листьев у корней рябины. Сорвал горсть затвердевших ягод, кинул пару рябинин в рот, — терпкая горечь приятно отрезвила от сна и усталости. Встал на лыжи, пошел в отрыв — отрыв от маньяка.
Эти полдня, от рассвета до полудня, затмили все физические испытания, лишения и напасти, им перенесенные. Шел, как робот, у которого кончаются батарейки, а база далече. Шел, как суперлыжник, лихо несся с пологих и крутых склонов, прямо на лыжах карабкался «елочкой» вверх, толкался неутомимо палками, скользя по равнине. Солнце, проклятое светило, топило снег, сверху оказалась размазня, тормозящая бег и скольжение.
Очень боялся сломать палки или лыжи, поскольку падал часто, а на слаломных спусках нагрузки на палки выпадали огромные. Но опорки гнулись вдвое, а не ломались, — хоть в этом сибиряк (от которого пришло наследство) оказался докой.
Наткнулся на труп, видимо, небрежно спихнутый с обрыва в полноводную реку (Тахир намучался, переходя ее вброд, пару раз провалился по пояс, но затем на ходу успел до вечера высохнуть). Красно-синее разложившееся тело на отмели, полузанесенное песком и водорослями, с отъеденными ногами, принадлежало женщине. Стало быть, очень давняя, летняя проделка Альпиниста. Тахир отметил место на карте и помчался дальше.