Черный амулет

Он умирал. Смерть наступит либо от кислородного голодания, либо от перелома шейных позвонков.

Правой рукой Кофи еще цеплялся за неумолимые стальные пальцы. Левая рука безвольно упала. Сознание гасло. На этот раз – навсегда. Кондратьев сосредоточенно сопел. Он отводил смерть не от себя. Он убивал будущего убийцу своих детей.

Левая рука вождя судорожно сжалась.

Какой-то предмет помешал пальцам сойтись. Уходящее сознание уже не пыталось разобраться в том, что это за предмет.

Рука приподняла предмет и опустила его на безухую голову. Еще раз. И еще. Силы таяли.

Внезапно Кофи почувствовал, что хватка ослабла. Ему стало легче дышать.

Он перестал испускать булькающий предсмертный хрип.

Кислород быстро вернул силу в кровь.

Кровь наполнила силой руку. Кофи обрушил на голову Василия Константиновича силикатный кирпич в последний раз. Кирпич развалился на две половины. Каждая по два килограмма Весом.

Отставной полковник обмяк. Безухая голова ткнулась в лицо вождя.

27

Катя ухватилась за дверцу. На кроссовке развязался шнурок. Она нагнулась и вытащила из-за пояса баллончик. Большой палец лег на кнопку.

Она резко выпрямилась. В лицо Стругу ударила тугая струя.

– Пыш-ш-ш-ш! – газ истерически покидал баллончик.

Струг с воем схватился за глаза. Катя отпрыгнула. Развернулась. И бросилась к кустам – сквозь кусты, за кусты.

– А-а-а-а-а-а! – истошно вопила она. – Убивают! Помогите! А-а-а-а!

Бритоголовый с пушистыми щеками выскочил из-за руля.

– Что она с тобой сделала?

Он попытался схватить товарища за плечи, но товарищу это не понравилось.

Стругу сейчас было не до товарищеских чувств.

Нестерпимо жгло глаза. Рот горел, будто в нем оказалась не жвачка, а смесь чеснока, красного перца и русской горчицы.

Слизистая оболочка носа дарила такие ощущения, как если бы Стругу только что без наркоза удалили аденоиды.

Струг вертелся волчком и рычал от боли. Водитель с похожей на одуванчик головой вытряхнул из пачки сигарету и нервно закурил. «А если правда сейчас менты приедут?» – пронеслось в голове.

Со стороны Волховского шоссе неслись пронзительные крики. Они все удалялись и удалялись.

– Ты меня заколебал, – сказал водитель Стругу. – Так нас заметут. В ментуру захотел? А ну лезь в тачку!

– Иди ты на хрен, – простонал раненый. – Я тебя в рот имел…

Струг ничего не видел. Он очень плохо слышал. Жжение раздирало его на части.

Водитель перекатил сигарету из левого угла губ в правый. Узкие глазки недобро пыхнули:

– Что-то ты заговариваешься!

Он схватил Струга за руку и стал ее выворачивать, чтобы впихнуть товарища в машину. Струг выдернул руку, а другой, не глядя, отмахнулся:

– Отвали!

Тыльная сторона здоровенной лапищи врезалась в пушистое лицо с такой силой, что перед глазами водителя вереницей поплыли мятлики.

– Ах ты сучий потрох, – произнес он, тряся бритой головой, чтобы прийти в себя. – Копец тебе.

Он стал в позицию каратиста и попытался провести кату, как это делали любимые герои в любимых мордобойных фильмах.

Эффектно нарубая кулаками воздух, водитель приблизился к Стругу. С твердым намерением сунуть пяткой в солнечное сплетение.

Нога взмыла вверх, однако помешал ничего не видящий Струг. Он крутился на одном месте, и бить прицельно было непросто. Струг согнулся от рези в три погибели.

Пятка просвистела над бритой головой. Врезалась в открытую дверцу «Ауди100». Водитель не сохранил равновесие и полетел на разбитый асфальт.

– Ой, бля-а-а-а-а-а!.. – испустил он народный клич.

Ката не удалась. Взлета и падения Струг даже не увидел. Похожий на одуванчик парень встал на четвереньки. Он очень сильно ушиб плечо, ногу и бритую голову.

Ныла после соприкосновения с ладонью Струга пушистая скула. В голове шумело так, что не слышен стал звук работающего мотора.

28

Кофи била боевая дрожь. Пот после схватки тек в три ручья. Настоящий мужской пот. «Африканский аристократ должен потеть в двух случаях, – вспомнил он афоризм своего великого деда, покойного вождя Нбаби. – Когда ласкает женщину. И когда убивает врага».

Он обвел языком полость рта. Сплюнул кровь вместе с передними зубами. Он еще не знал, скольких зубов лишился.

О зубах он думал сейчас меньше всего.

Если бы страшный кулак полковника обрушился на переносицу, Кофи могло уже не быть в живых. Переносица разлетается на мелкие острые косточки, которые пропарывают мозг. Именно удар веслом в переносицу, должно быть, и стал смертельным для старика Константина Васильевича.

Ликование разлилось по черному лицу. Кофи выволок безжизненное тело на плиточный пол туалета. В подсобке уборщицы он наконец нашел то, что искал.

Схватил половую тряпку и набросил на безухую голову. Чтобы кровь впитывалась. Чтобы не капала на каждом шагу.

Затем Кофи вновь сцепил руки под мышками Кондратьева и поволок тело в одно из складских помещений.

Пространство вдоль стен было сплошь уставлено морозильными камерами. Гудение каждой в отдельности напомнило бы Кофи мурлыканье льва Планта. Компрессоры всех морозилок, вместе взятых, издавали такие звуки, словно кошачье население Петербургского цирка решило замурлыкать одновременно.