— Увидел скульптуры из человеческих костей, декоративные подсвечники, сделанные из человеческих останков, еще какие-то недоделанные вещи и статую мексиканского божества Санта-Муэрте из женского черепа.
Стаклера Санта-Муэрте не заинтересовала. А вот на остальном из увиденного мною у Гарсии он, наоборот, заставил меня остановиться в подробностях, выпытывая мельчайшие детали о костяных скульптурах. Затем он жестом подозвал Мурноса, который взял книгу, лежавшую на одном из столов, и принес ее своему хозяину. Это был огромный том цвета черного кофе со словами «Мементо мори» красными буквами по корешку. На обложке красовалась фотография того, что вполне могло бы явиться на свет в квартире Гарсии: череп, покоящийся на изогнутой кости, которая выступала как белый язык из-под поврежденной челюсти, в которой отсутствовали пять или шесть передних зубов. Под черепом колонна из пяти или шести подобных же изогнутых костей. Стаклер наблюдал, как я разглядывал фотографию.
— Каждая — это человеческий крестец, — объяснил он. — Можно сказать, из пяти объединенных между собой позвоночников.
Он пролистал пятьдесят или шестьдесят страниц текста на множестве языков, включая немецкий и английский, пока не добрался до серии фотографий. Тогда он передал раскрытый фолиант мне.
— Пожалуйста, взгляните на эти фотографии и скажите, если вам что-нибудь покажется знакомым.
Я начал листать. На первом снимке была изображена какая-то церковь с тремя шпилями, расположенными в форме треугольника. Вокруг стояли деревья с опавшими листьями, старая каменная стена, разделенная колоннами, размещенными на равном расстоянии, на каждой по вырезанному из камня черепу. Остальные фотографии знакомили с декоративными орнаментами из черепов и костей под сводчатыми потолками, большими пирамидами и крестами, гирляндами костей и белой цепью, подсвечниками и канделябрами. Потом появился другой вид церкви, на сей раз снятой с задворков и при дневном освещении. Окружающие стены поросли плющом, но на черно-белых фотографиях создавалось ощущение, что это не плющ, а рой насекомых. Как если бы пчелы облепили стены.
— Что это за место? — поинтересовался я. Все-таки ощущалось нечто непристойное в фотографиях, в том, как люди низводились до церковных украшений.
— Сначала вы должны ответить на мой вопрос, — упрекнул меня Стаклер и даже укоризненно погрозил пальцем. Я подумал, не сломать ли мне этот палец. Я взглянул на Мурноса. Он не нуждался в телепатии, чтобы прочесть мои мысли. По выражению на его лице я сообразил, что многие люди, возможно и сам Мурнос, думали о том, не поколотить ли им Иоахима Стаклера.
Я игнорировал палец и вместо этого указал на одну маленькую фотографию, запечатлевшую скопление костей в форме якоря в алькове около взломанной стены. Семь костей плечевой кости сформировали звездообразную форму с черепом в центре. Череп поддерживало, в свою очередь, то, что могло бы считаться частью грудины или лопатки. Затем вертикальная колонна из большего количества костей плеча, которые соединялись с полукругом позвоночника, изгибающимся вверх с обеих сторон и заканчивающимся двумя черепами.
— Нечто подобное этому было и в квартире Гарсии, — сказал я.
— Вы показывали это мистеру Неддо?
Я не отвечал.
— Ну же, мистер Паркер. — Стаклер нетерпеливо фыркал. — Я же говорил вам, что знаю многое о вас и вашей работе. Я знаю, что вы консультировались с Неддо. Естественно, что вы это сделали. В конце концов он опытный эксперт в своей области. Он также, я мог бы добавить, из числа «приверженцев». Ладно, в его пользу скажу, возможно, «был приверженцем», если соблюдать точность. С некоторых пор он покинул их ряды, хотя подозреваю, что он сохраняет веру в некоторые из их наиболее малопонятных убеждений.
Это было новостью для меня. Если Стаклер говорил правду, Неддо тщательно скрывал свою связь с «приверженцами». Это заставляло подвергнуть сомнению его лояльность. Он говорил с Рейдом и Бартеком, но я мог бы решить, что они знали о его прошлом. Вот ведь вопрос: не сказал ли Неддо Брайтуэллу обо мне?
— Что вы знаете о них? — спросил я Стаклера.
— Знаю, что они скрытны и организованны; верят в существование ангельских или дьявольских существ; ищут то же, что ищу я.
— "Черного ангела".
Тут я впервые почувствовал увлеченность Стаклера.