Черный человек. Книга 1

Спокойно, парень, напрягаться тебе еще рано, слаб. Давай-ка думать о приятном, например, об ужине…. или лучше о чистой родниковой воде, о реке, лесе, грибной охоте наконец… Отпустило? Ну и слава богу! Из спальни засвистел медкомбайн.

— Слышу, слышу, эскулап, — с досадой отозвался Клим, осторожно отрываясь от стены. Прошлепал в спальню, выпил стакан рубинового бальзама и направился в душ. Купался долго, то с тихим наслаждением, с подвыванием, то с воплями и хлопаньем по спине и бокам, а когда вытерся и прошествовал в халате к «домовому», собираясь послушать новости, в гостиную вошла Карой.

С минуту они молча смотрели друг на друга, потом у Мальгина снова сработал какой-то музыкальный, «струнный» переключатель, в голове прошумел теплый ветер, и хирург уловил слабый пси-шепот в сопровождении волны грустных и одновременно вызывающе-дерзких настроений. Шепота он не разобрал, а «пакет» настроений исходил от Карой, с любопытством разглядывающей его голый череп. Где-то глубоко в колодце памяти на черном фоне мелькнул тающий мираж лица — кто знает, чьего? — и Мальгин очнулся.

— Привет.

— Я думала, что ошиблась квартирой, — проговорила женщина низким голосом вместо приветствия. — А знаешь, тебя безволосие не портит — лоб настолько высок, что скрадывает отсутствие волос.

— Спасибо, — хмыкнул Клим, размышляя: показалось ему или нет, что он «подслушал» мысли Карой, вернее, увидел ее эмоциональный портрет.

— Меня прислал Джума, — продолжала гостья, морща носик и оглядываясь в нетерпении: разбираясь в своих новых ощущениях, Клим забыл предложить ей сесть. — Но я думала, что вы, мастер, лежите и нуждаетесь в лечении и уходе.

— Нуждаюсь, — поспешно сказал Мальгин и сделал утомленный вид. — Особенно в массаже. Я, пожалуй, лягу под присмотр компа.

Карой рассмеялась.

— Малая подвижность, компьютеризация, а также избыток лекарств уже завели человечество в тупик, тебе этого мало? Можно, я сяду?

— О, биг пардон! — Клим дал «домовому» мысленную команду, и в гостиной выросли низкие кресла и столик.

— Мой любимый размер, — сказала Карой с иронией, пробуя кресло. — Любишь комфорт?

— А кто его не любит? — Хирург отдал еще одно распоряжение, и в комнату вплыл поднос, на котором стояли бокалы золотистого стекла, бутылка «Киндзмараули», тарелочки с тостами и коробка конфет.

— Надо же, мой любимый набор, — с той же интонацией протянула гостья.

Клим внимательно присмотрелся к ней, и снова где-то глубоко-глубоко, казалось, внутри позвоночника, тихо щелкнул переключатель, хирурга обдало волной несвойственных ему мгновенных переживаний, а в ушах прошуршал степной ветер и принес еле слышимый неразборчивый шепот, в котором угадывались слова: Джума… несмышленыш… не понять… одиноко…

Мальгин наполнил бокалы, пытаясь держать себя в руках, ничему не удивляться и выглядеть естественным и галантным. Он уже сообразил, что начал воспринимать эмоции и пси-сферу собеседника, как и в случае с Джумой, но было ли это результатом эксперимента, утверждать не брался.

— Комфорт любят все, — повторил он, поднимая бокал, — даже спортсмены и туристы, а не только старики и женщины. За тебя?

— За тебя. — Карой пригубила вино. — Насчет комфорта у меня свое мнение. Слишком памятны примеры, которыми нас нафаршировывали по методу Карнеги на первом курсе университета. Ты тоже должен помнить: в двадцатом веке комфортные условия, вместо обычного сосания груди, начали создавать ребенку сразу же в послеродовой период, а обернулось это болезнями для большинства детей и в конце концов физиологической незрелостью как наследственным признаком.

Мальгин покачал головой.

— Нам такую информацию не давали. Но пример действительно сильный. У тебя с этим было что-то связано?

— Вы, как всегда, проницательны, мастер. Моя ветвь по материнской линии начиналась от прапрапрабабушки, которая практически не могла ходить. Вся эта ветвь словно была проклята: болезни, болезни, пороки сердца, аллергия, хроническая слабость, малый рост…

Карой залпом выпила бокал, успокаиваясь, провела ладонью по лицу. Клим налил еще, проговорил, осторожно подбирая слова:

— Но ты, похоже, сломала эту закономерность.

— Повезло с отцом. Давай о другом. — Женщина откинула прядь волос за ухо, обнажая сверкающую каплю серьги. Капля набухла светом и сорвалась на пол, обозначив падение высверкивающей трассой. Серьга в ухе снова налилась алым сиянием и спустя несколько секунд уронила на пол очередь тающих огоньков.

— Нравится?

— Очень! — Мальгин был искренен. — А Джуме?

«Джума… странное имя… хороший парень… но вряд ли…» — прошипело в голове хирурга в сопровождении знакомого «ветра» и грустного вздоха, в то время как губы Карой оставались в покое.

— Джу хороший парень, — повторил Мальгин автоматически и увидел, как брови Карой взлетели вверх.

— Что?!

— Ничего, мысли вслух. — Губы пересохли, и Клим смочил их вином, не слыша, как медкомбайн в спальне заливается протестующим звонком.

Глаза Карой потемнели, с изумлением она справилась быстро и теперь смотрела на хирурга испытующе и недоверчиво.