Черный дневник. Книга первая (СИ)

Родгар выпучил глаза, смахивая на филина, и едва не махая крыльями, воскликнул:

— А мы с Манфаэлем всё удивлялись, что знаком с таким человеком! Сэр Везарх — легенда! Лучший клинок трех королевств! Да о нем такие истории рассказывают, ужели не слышал?! Все думали, что он умер давно, а он — вот он, живёхонек!

Везарх кивнул:

— Жив, пока…

Я быстро задал резонный вопрос, чтобы к этому уже не возвращаться:

— Раз вы Сэр, да еще и живая легенда, почему один и в деревне?

Он устало воззрился:

— Видать были причины, паря, раз я тут. Да только история эта с бородой до колен…

— Больше к этому не вернемся, — пообещал я, — выходит я один тут не из благородных, как выясняется? Манфаэль — Граф, в отставке, Везарх — Легендарный Рыцарь на пенсии, а Родгар, судя по его рассказам, так вообще сынок какого-то Короля.

— Грамоты только у вас, — улыбнулся Манфаэль.

— А ещё доспех, ох и дивный, — добавил Родгар, — сверкает как алмаз. Неспроста оно, да?

Везарх поморщился:

— Главное в рыцаре, это его Слово, Меч и Конь! Со словом надо еще поработать, а меч надеюсь, знаешь с какой стороны брать. Только к коню претензий нет.

— И на том спасибо, — хмыкнул я.

Мы долго обсуждали нюансы поведения в обществе благородных людей, Манфаэль рассказывал о светских приемах, а Везарх о Рыцарском Кодексе и принятых устоях, только Родгар разумно отмалчивался. Среди двух ученых, что не брякнешь — всё глупость, а смолчишь — за умного сойдешь. Я же мотал на ус, но вскоре понял, что таких размеров усы бывают разве что у донских казаков, мудрых китайцев или у сома, это рыба такая, кажется.

— Друзья, вынужден признать, я не справлюсь один. Вы впитывали это всю жизнь, а хотите, чтобы я научился за вечер. Так бывает только в сказках, поэтому я должен даже не просить, а настаивать на том, чтобы вы составили мне компанию.

Ни звука не раздалось со стороны моих собеседников, и я нехотя продолжил:

— Родгар, несомненно, не откажется пойти со мной, но Манфаэль и Везарх, я понимаю, что вы неспроста удалились от высшего света, быть может, вам не захочется возвращаться туда, но без вас я, признаться, пропаду.

Манфаэль сразу кивнул, сказал у чуть видимой улыбкой:

— Я обязан вам жизнью, сэр Альнар, я последую за вами хоть в адский котёл, где жарят таких хитрецов, вроде вас.

Я воздел руки, чувствуя какую-то наигранность движений, но раз уж здесь так принято, значит, есть какой-то смысл:

— У нас был уговор, и вы выполнили свою часть сделки, так что вы, Граф, мне ничем не обязаны. Я только прошу вас оказать мне еще одну услугу, и вы, несомненно, вправе отказаться.

— Вы не оставляете мне выбора, — чуть поклонился он, — такое благородство не может остаться незамеченным с моей стороны, посему я с радостью принимаю ваше предложение и последую за Вами!

— Я не забуду этого, Граф!

Манфаэль стеснительно улыбнулся:

— Я не Граф уже, сэр Альнар! Но мне было приятно вести с вами этот диалог. Мой язык уже давно огрубел среди крестьян, а когда становится скуден и прост язык, всё чаще на смену чести, стойкости и благородству приходят трусость, низость и малодушие.

Родгар даже шороха не подал, но Манфаэль сразу отреагировал:

— Я ни в коей мере не хотел бы задеть Вас, не принимайте мои слова на свой счет! Есть люди благородные душой, в какой бы семье они не родились и какой титул не носили.

Родгар зарделся смущенно, даже покашлял, пытаясь прочистить откуда-то встрявший в горле ком, выдавил неумело:

— Благодарю вас!

Я впервые услышал, как Родгар обратился к кому-то на Вы без иронии. И лишь тогда начал смутно улавливать смысл сказанного Манфаэлем. Даже речь, которую мы используем, так или иначе, влияет на наше поведение и склад характера. Потому правильно сказал кто-то из великих, даже когда ты один в комнате, держаться надо так, будто на тебя смотрят тысячи глаз. Только когда это входит в привычку, ты начинаешь грамотно выстраивать речь, обдумывать каждое слово, а не бросаться ими. Только тогда твои слова принимают ощутимый вес и крепость, а поступки не расходятся с ними. К тому же просто невозможно говорить о чем-то гадком и малодушном, подбирая при этом высокопарные выражения, а раз нельзя говорить, то и мыслить не удастся.

Везарх прервал цепочку моих размышлений о высоком:

— Я услышал Вас, сэр Альнар. Отвечу утром, как только приму решение.

— Благодарю вас, сэр Везарх. И все же, какой титул вы посоветуете взять мне?

Манфаэль посмотрел на Везарха, сказал взвешено:

— Виконт вам подойдет вполне. Графов достаточно в наших краях, а в чужих королевствах еще больше. Всех не упомнишь…

— Их сыновей и подавно, — согласился Везарх.

— В таком случае идем спать? — устало спросил Родгар.

— Пора, — поднялся я, — сэр Везарх, вы покажете мне место, где я смогу переночевать?

Старик, который, как и Манфаэль, за годы, проведенные в дали от света отвык от высокого слога, явно наслаждался возможностью показать грамотность в этих вопросах, да и сам факт того, что его до сих пор помнят и чтут, как Легенду ему импонировал.

— Следуйте за мной, — отозвался он, но тут же поправился, густо покраснев, — со мной!