Черный дом

Джек идет к дивану, говоря себе, что к запаху он привыкнет, обязательно привыкнет. Может, это и правда. Но жалеет, что у него нет тюбика мази «Варо Раб» компании «Викс», который большинство детективов отдела расследования убийств УПЛА обязательно держат в бардачке. С удовольствием мазнул бы каждую ноздрю.

В гостиной стоит музыкальный центр и две огромные колонки, но телевизора нет. Там, где нет окон или дверей, у стен стоят деревянные стеллажи с книгами, отчего гостиная кажется меньше. Приступ клаустрофобии не улучшает самочувствия Джека. Большая часть книг, похоже, по религии и философии. Он видит сочинения Декарта, К. С. Льюиса, «Бхагавад-гиту», «Принципы существования» Стивена Эйвери… но есть и беллетристика, книги по пивоварению, а на одной из огромных колонок лежит далеко не самая удачная книга об Элвисе Пресли, написанная Альбертом Голдманом. На другой колонке стоит фотография девочки с ослепительной улыбкой, веснушками и морем рыжеватых волос. Глядя на девочку, нарисовавшую классики на бетоне, Джек Сойер испытывает злость и боль. Возможно, на карту поставлены судьбы мира, но есть и старик, которого надо остановить. И ему следует об этом помнить.

Медведица отодвигается в сторону, пропуская Джека к дивану, не поднимаясь с колен и держа в руках миску. Джек видит, что в ней еще две мокрые тряпки и горка подтаявших кубиков льда. От одного взгляда на лед пить хочется еще сильнее. Он берет один и кладет в рот. Потом смотрит на Мышонка.

Он по горло укрыт клетчатым пледом. Лоб и верхняя часть щек, там, где нет вылезающей бороды, очень бледные. Глаза закрыты. Губы растянулись, открывая белизну зубов.

– Он в… – начинает Джек, и глаза Мышонка открываются. Вопрос, который хотел задать Джек, напрочь вылетает у него из головы. Белки вокруг коричневато-зеленых радужек стали кроваво-красными. Словно Мышонок смотрит в ужасный радиоактивный закат. Из внутренних уголков глаз течет черный гной.

– «Книга философской трансформации» рассматривает самые животрепещущие проблемы диалектики, – голос Мышонка звучит размеренно, успокаивающе, – и Макиавелли ведет речь о тех же проблемах.

– Мышонок, это Джек Сойер. – В красно-зеленовато-коричневых глазах никакого узнавания. Зато червяки гноя в уголках глаз шевелятся, как живые, словно слушают.

– Это Голливуд, – бормочет Нюхач. – Коп. Помнишь?

Одна рука Мышонка лежит на клетчатом пледе. Джек берет ее и едва подавляет крик удивления, с такой силой пальцы Мышонка сдавливают его руку. Кожа горячая. Просто раскаленная. Как булочка, которую достают из печи. Мышонок шумно выдыхает. Запах ужасный, тухлого мяса, увядших цветов. «Он гниет, – думает Джек. – Гниет изнутри. Господи Иисусе, помоги мне пройти через это».

Иисусу это, возможно, не по силам, а вот воспоминания о Софи помогают. Джек пытается удержать перед мысленным взором ее ясные, чистые, ослепительно-синие глаза.

– Слушай, – говорит Мышонок.

– Я слушаю.

Мышонок, похоже, собирается с силами. Под пледом по телу пробегают волны дрожи; как догадывается Джек, это судороги. Где-то тикают часы. Где-то лает собака. На Миссисипи гудит корабль. Если убрать эти звуки, останется тишина. За всю свою жизнь Джек может припомнить только одну схожую ситуацию: он в больнице Беверли-Хиллз, в ожидании, пока его мать поставит точку в долгом процессе умирания. Где-то Тай Маршалл ждет своего спасения. Во всяком случае, надеется, что его спасут. Где-то Разрушители напряженно трудятся, стремясь уничтожить ось, на которой вращается все существующее. Здесь же маленькое замкнутое пространство со слабыми вентиляторами и удушающим запахом.

Глаза Мышонка закрываются, снова открываются. Фокусируются на вновь прибывшем, и Джек внезапно понимает, что ему вот-вот откроют великую истину. Кубик льда исчез изо рта: то ли Джек его разжевал, то ли проглотил, не заметив, а взять второй он не решается.

– Давай, дружище, – подает голос Док. – Выкладывай, что хотел, а потом я вколю тебе еще один шприц. Средство хорошее. Может, ты поспишь.

Мышонок словно не слышит его слов. Глаза не отрываются от глаз Джека. Рука крепче сжимает руку Джека.

– Не… покупай самое дорогое оборудование, – говорит Мышонок, и опять облако вонючего воздуха выходит из его легких.

– Не?..

– Большинство людей перестанет варить пиво… через год или два. Даже те, для кого это хобби. Варить пиво… не для дилетантов.

Джек смотрит на Нюхача. Тот отводит взгляд.

– Он то в сознании, то в забытьи. Потерпи. Подожди.

Пальцы Мышонка сжимаются еще сильнее, потом расслабляются, когда Джек уже думает, что больше не выдержит этой медвежьей хватки.

– Возьми большой котел, – советует ему Мышонок. Его глаза вылезают из орбит. Красные тени появляются и исчезают, появляются и исчезают, летят по изогнутому ландшафту глазных яблок, и Джек думает: «Это его тень. Тень Алого Короля. Мышонок одной ногой в его дворце». – Как минимум… на пять галлонов. А для ферментации хороши пластиковые охладители воды… они легче стеклянных и… я весь горю. Господи, Нюхач, я весь горю!

– К черту, я ему сделаю укол. – Док открывает свой саквояж.

Нюхач хватает его за руку: