Черный Дракон

Эта женщина оценивает его иначе, для нее он не бездушный товар, а абаддон, воин. И ее взгляд скользит по нему словно бы и не замечая, будто он не больше чем птица, вдруг выпорхнувшая из темноты и оттого на миг привлекшая ее внимание. Чуть дольше она задерживается только на Безликом, словно сквозь маску она пытается заглянуть в его глаза, прочесть в них что-то, понятное лишь ей одной.

— И как это я сразу не поняла? С чего бы еще кому-то вроде вас сбиваться в кучу и забираться в такую глушь лишь бы найти меня? — она тихо хмыкает. — Можете остаться на эту ночь. Совесть не позволяет послать вас на хер прямо сейчас, странное дело. Но как рассветет — убирайтесь и устройте все так, чтобы больше мы никогда не встретились.

— Мы благодарны, — Гидра кивает ей со сдержанным почтением. — Но мы забрались в эту дыру не ради ночлега.

— Я знаю, на что ты рассчитывала, — голос Гарпии чуть повышается, выдавая ее раздражение, но она быстро берет себя в руки. — Не ты первая пришла с этим — не ты и последняя. Мой ответ будет одним для всех вас.

— Я прошу одного разговора. Ты откажешь в этом?

— Мне плохо спится в последнее время. Тут в лесу мне безопасно, но омерзительно скучно. Можешь начать свой разговор, другого развлечения на ночь у меня не будет, — в глазах Гарпии пляшет драконий огонь, горящий все еще ярко, но уже далеко не так ровно, будто Безликому становится тяжело удерживать его, — а я решу, хочу ли его продолжить. Но это все в доме. Мы с вами тут все и без того уж в земле побывали, незачем попусту мерзнуть.

***

В удивительно просторном доме оказывается еще темнее, чем снаружи, но внутри деревянных стен Безликий больше не решается освещать их путь своевольным огнем.

— Лишних кроватей я не держу, но пол у камина — весь ваш, — коротко бросает Гарпия. — Располагайтесь. Ты иди со мной, мона гладиатор, — даже в темноте, по одному лишь слабому движению воздуха, можно ощутить, как невольно сжимаются кулаки Гидры. — И ты, в маске.

— Амиан, — он вздрагивает и удивленно смотрит во тьму, откуда только что донеслось его имя, — ты тоже с нами.

— За доверие спасибо, но я ж ведь… — собственный голос едва слышит даже он сам. — С другим абаддоном мне не управиться…

— И хорошо, — так же тихо откликается Гидра. — Даже не вздумай к ней лезть.

Все то время, что на ощупь они добираются до кухни, Амиан тщетно пытается вспомнить хоть что-то, что он мог слышать об этой женщине. Абаддоны многое успели натворить в землях Материка с тех пор, как человечество прибыло к этим берегам. Имена большинства канули в небытие вместе с ними самими, но многие — куда больше, чем хотелось бы Ордену — все же остались в людской памяти на многие годы. От многократных пересказов их историй, будь то рассказы кассаторского ветерана молодняку или жуткие сказки деревенской бабки, те все больше теряли свои человеческие лица и все плотнее оказывались втиснуты в шкуры диких зверей. В иных случаях и вовсе трудно было поверить, что нечто хоть отдаленно похожее на это и вправду могло случиться. Абаддоны стали неотъемлемой частью имперских легенд, некоторым из них для этого даже не нужно было существовать на самом деле, но никогда прежде, за всю жизнь среди людей и годы под боком у кассаторов, ему не приходилось слышать о Гарпии.

“... мы доведем до конца то, что не сумели вы,” — вспоминает он слова Гидры.

Тут попросту не могло существовать великого множества различных вариантов. Даже со времен второго Бунта минул уже не один век, но все участвовавшие в нем были убиты, а значит…

— Так думаешь, ты и есть тот великий вождь, которого все мы ждали, чтобы воспрянуть из своих нор на последний бой? — с усмешкой в голосе спрашивает Гарпия. Что-то тихо чиркает, и на единственной свече посреди стола распускается огненный бутон. — Ты бы не поверила, скажи я, сколько тебе подобных повидала за свою жизнь. Большинство выглядели явно повнушительнее вас, но, как видишь, ни одного настоящего Бунта так и не случилось после того, как мы были разгромлены. Кассатор давно и мучительно подох, как и следовало подобному выродку, но он победил, раз и навсегда. Этого нам уже не изменить.

Свечной огонек играет на трех живых лицах и одной неподвижной маске. Амиану боязно слишком явно озираться по сторонам перед подобной хозяйкой, но, даже когда это ему удается, он едва может различить хоть что-то дальше стола. Ему остаются лишь причудливые тени и запах, от которого все внутри жалобно сжимается и скулит. Каша. С настоящим мясом, кажется.

— Никогда не поверю, что ты говоришь это и не испытываешь к себе отвращения, — слова Гидры жесткие, будто удары, но голос ее предельно спокоен. — Ты была одной из тех, кто научил нас вставать на свою защиту и бороться с теснящими нас выродками. Вы впервые показали им, чего мы стоим. А что теперь? Ты забилась в вонючей глуши, как трусливый заяц, и просто примирилась с этим? Если так, то, может, ты и права: Гарпии больше нет. Потому что ты не заслуживаешь зваться тем же именем, которым звался великий воин.