Невольно он оглядывается на оставшихся с ним союзников, но видит их в ничуть не меньшей растерянности. Ему кажется, даже Безликий, эмоции которого были надежно укрыты за щитом маски, выглядит чуть иначе, чем раньше. Что Амиан знает о нем? Были ли у него собственные дети? Думает ли он сейчас о них? Все абаддоны, что встречались ему прежде, не осмеливались даже думать о возвращении к семьям, предпочитая изгнание, лишь бы оставить их вдали от опасности и не накликать гнева Ордена и на их головы, не сделать соучастниками собственного преступления, заключавшегося в рождении от неугодных империи родителей. Неужели же и правда были те, кто решался на создание семьи уже после перерождения? Не той семьи, что могли создать двое гонимых, чтобы спасти друг друга от вечного одиночества в и без того сложной жизни, а той обычной и нормальной, где…
— Что ж… — Гидра прочищает горло, обрывая затянувшееся молчание и поток хаотичных мыслей в голове Амиана. Голос ее тише, а речь чуть медленнее обычного, словно она с большим трудом подбирает слова, что было ей совершенно несвойственно. — Коль скоро нам позволили остаться здесь на ночь, мы могли бы провести время с пользой для себя. Я чувствую реку неподалеку отсюда, — она поднимает глаза на Безликого, — прогуляемся до нее вдвоем. Мне понадобится твоя помощь с водой.
***
Амиану так и не удается понять, что именно пришло в голову Гидре, когда вместе с Безликим она покидает дом, а сам он, неловко переминаясь, возвращается к остальным.
— Не спросите? — спрашивает он тихо.
— Мы все и так слышали, — сидящий на полу Друид скрещивает ноги и протягивает руки к теплу огня.
— У нее здесь ребенок…
— У женщин такое случается.
Не найдясь, что на подобное и ответить, Амиан молча садится неподалеку, подтянув колени к себе и вперив взгляд в пол. Теплый свет пламени, разведенного за время их отсутствия, сдергивает полог темноты с убранства комнаты, открывает взгляду маленький незамысловатый диван и потертое кресло, но никто из пришедших не осмеливается занять их. Сложно понять, то ли опасаясь самой хозяйки дома, то ли от того, что долгое время вдали от людского общества стерло из их памяти то, как следовало жить в нем. Как давно твердая холодная земля и собственный вещевой мешок под головой стали им привычнее и приятнее теплой кровати и подушки? Мрачный лес стал уютнее крепкого теплого дома? Когда именно это случилось? Когда именно они так… одичали? Неужели и вправду кому-то удалось забрать что-то человеческое из них? Действительно сделать ближе к тем чудовищам, которыми их так старались выставить ненавистные кассаторы?..
Разгадки отсутствия среди них Гидры и Безликого не приходится ждать очень долго. Все становится предельно ясно, когда, выбравшись наружу на странный шум, бунтовщики застают их за наполнением бочки для мытья. Будто бесконечная прозрачная змея, вода, чуть покачиваясь в воздухе, вытекает из-за деревьев, ведомая рукой заклинательницы, взмывает чуть выше и исчезает в емкости на крыше дома. Незадолго до этого, она проползает меж ладоней Безликого, больше не скрытых перчатками, зло шипит и дымится горячим паром. Язык липнет к небу, когда Амиан осознает смысл увиденного.
Настоящий горячий душ.
Их с матерью дом в Гренне был соединен с городским водопроводом, и прежде ему не доводилось не только пользоваться, но и просто видеть подобных конструкций, требующих наполнения вручную и принадлежавших одному единственному дому, но сейчас и это для него сравни самой щедрой милости, какую только могли послать им боги. Ему все еще не до конца верится в реальность происходящего, даже когда черед доходит до него и, оказавшись в тесной темной ванной с одним единственным окном, он со скрежетом отворачивает кран над своей головой и дает воде обрушиться вниз под собственной тяжестью. Горячие струи окутывают тело, будто одеяло, обжигают и застилают все вокруг облаком пара, но все эти неудобства не имеют никакого значения.
Амиан запрокидывает голову и замирает, чувствуя, как струи просачиваются сквозь волосы, а те тяжелеют и липнут к голове. Когда в последний раз ему доводилось мыться так, а не наспех обтираться мокрой тряпицей? Он и правда не может вспомнить. Кажется, это было еще давнее, чем последний ребенок, которого он встретил до сына Гарпии. Кажется, это было еще в Гренне.
Ощущение времени почти ускользает от него. Вода держит в своих объятиях мягко, но, вместе с тем, выбраться из них он никак не может, да и вовсе не хочет. Пальцами Амиан зачесывает волосы назад, и выжатая из них вода теплой волной сходит вниз по спине к ложбинке под копчиком. Он далеко не сразу понимает, что ощущение прикосновения на пояснице слишком долгое и крепкое, чтобы быть лишь сохраненным кожей следом воды.