Черный Дракон

Показательно склонив голову к густому багровому ковру, с которого им все еще не дозволено было подняться, Коннор украдкой смотрит на царя, восседающего на своем золотом троне и со всем достоинством, что только способно было показать живое лицо, кивающего словам герольда, пока тот торжественно не заканчивает перечисление представителей династии Додрагерров на четвертом до нынешнего царе Двинтилия. Он весьма молодой — насколько может судить весьма скверно разбирающийся в гномах Коннор. Серьезное и даже чуть суровое лицо еще не успела прочертить ни одна морщинка, а среди густых темных волос на голове не найти ни единой ниточки серебра. Он на удивление сдержан и в своей одежде, особенно на фоне собственных придворных, а посреди огромного престола и вовсе кажется темным пятном, кое как прикрытым золотой короной и тонкой, на имперский манер, вышивкой по воротнику и манжетам кафтана. Царь поднимает руку, увенчанную лишь двумя золотыми перстнями:

— Назовите и вы себя, добрые гости Двинтилия.

Против воли Коннор вдруг ощущает непрошенное беспокойство, отличное от того, что он почувствовал лишь войдя в земли, где больше не властвовали боги. Никогда еще не доводилось ему стоять вот так, перед монархом целой страны, да еще и ждущим от него ответов. Как бы он ни старался храбриться, убеждать и самого себя в том, что никто ему в самом деле и не указ, в животе Коннор отчетливо чувствует ничем не прикрытое и со стремительностью нарастающее волнение. Слово именно этого гнома было законом везде, куда только можно было заглянуть во всем Двинтилии. Он один в этой стране имел неоспоримое право решать судьбы всех горожан, от бродяги до царского ювелира, а теперь еще и судьбы их четверых. Одно его слово — и они могут быть либо тут же казнены, либо приняты со всеми возможными почестями.

— Мое имя сир Ричард Монд, Ваше Величество, — нарушает молчание рыцарь, и про себя Коннор отмечает, что даже он, изнутри повидавший императорский дворец Венерсборга, выглядит чуть растерянным и обеспокоенным. И все же, многолетняя высокородная выправка дает о себе знать и, расправив плечи, он смотрит на царя в ответ с ничуть не уступающим достоинством.

— Сын Вигланда Монда? — тот чуть приподнимает брови.

— Именно так, Ваше Величество.

Загоревшийся интересом взгляд царя изучает его, скользит по лицу и одежде медленно, будто что-то выискивает. Так тщательно, что даже не имеющему ко всему этому отношения Коннору становится не по себе. Ричард, едва заметно сжимающий дрожащие от волнения пальцы в кулаки, выдерживает это от начала до конца, не покачнувшись и не опустив головы. На миг в груди у Коннора разгорается что-то теплое и приятное. Гордость.

— Поднимись, Ричард, сын Вигланда. Даже царю в его собственных владениях негоже держать человека твоего происхождения коленопреклоненным. И пусть поднимутся и избранные тобою спутники. Если ты счел их достойными своего общества, то таковыми сочту и я. Поднимись, — вместе с этими словами он и сам встает со своего трона и ступает на позолоченные ступени, вслед за собой подметая их темной мантией, — и пожми мою руку.

Краем глаза, быстро отряхивая колени, Коннор наблюдает за тем, как со смущенной поспешностью друг стягивает перчатку и протягивает ладонь. Сперва, в силу привычки, так, как подал бы руку обычно, но быстро исправляется и едва заметно опускает ее ниже.

По сегодняшним наблюдениям Коннора, Тидорий Додрагерр оказывается весьма высок для гнома и все же он слишком заметно уступает в росте высокому человеческому мужчине вроде Ричарда. Впрочем, прежнего выражения достоинства на его лице это нисколько не изменяет.

— Для меня честь приветствовать тебя и тех, кого ты избрал своими спутниками, в Двинтилии, — царь степенно кивает и отпускает чужую руку. — Вы можете оставаться здесь столько, сколько вам потребуется или будет угодно, мой замок открыт для вас. Я хочу знать лишь одно: что именно привело вас под эту гору?

Несколько мгновений Ричард мнется, не зная, похоже, может ли сказать правду, но вдруг снова подбирается, вмиг берет себя в руки и с былым достоинством Верхнего Венерсборга отвечает:

— Мой будущий подвиг, Ваше Величество. Если я окажусь достоин его свершения.

— Как я и думал, — тот кивает, — до нас доходили вести о новых следах старых козней подлого Блэкфира. Неудивительно, что они ведут и сюда. Когда-то мой народ едва не лишился священного камня над нашими головами по вине этой твари, вы и сами наверняка это знаете. Он давно сбежал отсюда и испустил свой гнусный дух, но тени его злодеяний все никак не перестанут оскорблять Двинтилий уже многие поколения. Я не чаю увидеть свое царство очистившимся и оправившимся от него при своей жизни, но я верю, что однажды это случится, пусть и потребуется еще много лет.

— Ваше величество... — робкий голос прорезает повисшую в тронном зале тишину, взвиваясь из собрания высокородных гномов.

— Говори, добрый мастер Петрам.