Черный Дракон

— Все прямо как в старые времена! — часто кивает гном. — Ведь это гномы Двинтилия познакомили первых людей Делориана с нашим искусством и воспитали первых скульпторов среди них. Мастеров-ювелиров под этой горой полно, а тех, кто умеет работать с нашим добрым белым двинтилийским мрамором — намно-ого меньше. Ну а мой великий предок, живший во времена Прибытия, да будет вам известно, и преподнес императору Малькольму самое его первое запечатленное творцом изображение! Вы наверняка видели эту скульптуру, сир! Гномья работа — на тысячи лет, она и поныне должна стоять где-то в Венерсборге!

— В Венерсборге имеется по крайней мере одна статуя в честь каждого правителя Делориана, ну а статуй Малькольма…

— Нет ничего проще, чем отличить среди них гномью работу! Она…

Голос его теряется, растворяется в неподвижном воздухе золотых колец Двинтилия, что в этот ранний для царства час был девственно чист от любого шума или звука. Все эти улицы кажутся Аде ненастоящими, будто уже давным давно вымершими и не сохранившими даже тени былой жизни. Громоздкие дома вокруг видятся ей чем-то создающим иллюзию жилья, а вовсе не являющегося им. Вместо земли, неровной горной породы или мощенной булыжниками разной формы дороги здесь под ее ногами — идеально ровные каменные плиты со странным синеватым оттенком, что она скорее ожидала бы увидеть в чьем-то богатом саду, чем на обычной дороге. Саду куда более богатом, чем сад ее собственной семьи. Эти плиты такие безупречно чистые и словно бы нетронутые еще ничьим шагом до нее, что Аде не верится, что она и впрямь стоит на улице и становится совестно за собственные замызганные и потрепанные дорожные сапоги, в которых она осмелилась зайти в это место и марать его.

Один за другим они минуют дома, что кажутся Аде лишь огромной объемной мозаикой, выложенной из того же синеватого камня разными формами и в обилии украшенной позолотой, чтобы различаться между собой. Каждая из них — на своем собственном постаменте. Ада не сразу понимает, что еще здесь кажется ей давящим и странным: ни у одного дома нет окон. Разумеется, в них не было практической нужды, когда свет солнца не имел никакого доступа в эту пещеру, а снаружи светили точно те же камни, что и внутри домов, но от этого ей становится не по себе. Хоть свод и висит высоко над их головами, будто настоящее небо, а взгляд даже не может окинуть каждый уголок царства из верхнего полукруга, что возвышался над всеми остальными, ей будто бы начинает не хватать воздуха. Гномья работа на тысячелетия… Должно быть, каждому из этих огромных домов, их синим с позолотой стенам и золотым купольным крышам, всему этому никак не меньше нескольких тысячелетий…

Все становится ясно в один миг, когда Ада вспоминает единственные здания в ее родных краях, что никогда не имели окон. Не могли иметь и вовсе не нуждались в них. Дорога на пути к Черному Дракону привела их на колоссальных размеров кладбище, в город богатых склепов, их слепых и глухих стен.

Невольно ее взгляд обращается в сторону, туда, где тихо бредет Коннор, еще более потерянный, чем она сама, и так и не проронивший ни слова с тех самых пор, как они вошли в Двинтилий.

— Коннор? — она окликает его мягко, прежде чем успевает задуматься, а стоит ли. Она не знает наверняка, чего хочет этим добиться и что хочет сказать, но от ощущения грозовой тучи на его душе, что отдается даже ей, просто идущей рядом, становится еще неуютнее.

Он поднимает на нее чуть рассеянный взгляд, отчасти все же вернувший былую трезвость, и прочищает горло, но так ничего и не говорит. Она отворачивается, робко находит его руку своей на ощупь и, не повстречав испуга или попыток отдернуть ее прочь, переплетает их пальцы. Его — холодные и нервные, немного мозолистые, и свои — теплые, маленькие, но крепкие. Они оказываются позади остальных, на улице пустой ото всех иных жителей Двинтилия, никем незамеченные, и Аде даже становится смешно от подобной ситуации. Того, как стыдливо и воровато она касается человека, самими богами названного ее мужем. И вместе с тем, становится ей и спокойнее от того, что он хоть и безмолвно, но оказывается рядом, будто невольно ищет от нее тепла и поддержки, впервые за столь долгое время в пути.