Черный Дракон

— Что за чертовщина, Лодур ее побери? — едва различимо за шумом волн бормочет тоже заметивший это Коннор, но осекается, едва взглянув вниз, когда что-то мелькает на зрительной периферии.

Там, будто не замечая проходящего меж рифов судна, один за другим мелькают крупные дельфиньи хвосты. Гладкая серая кожа ловит солнечный свет и тут же вновь скрывается во вспенившихся волнах, уносясь прочь, — туда, где на воде еще виднеется след их корабля. Ада испуганно впивается пальцами в борт, провожая их взглядом, подмечая совсем не дельфинье светло-серое лицо, на мгновение обернувшееся им вслед, и по-рыбьи мертвые светлые глаза.

— Эт-то...

— Русалки, — за нее договаривает Коннор, когда вид на тварей отрезает пройденный риф. — Странно это, будто бегут от чего...

Он поворачивается к молчащему другу, но тот лишь упрямо сжимает рукоять меча в ножнах, не отрывая глаз от растущей перед ними дюжины скал. Вернувшийся к ним Блез, вставший поодаль от борта, чуть нервно дергает подбородком, и в брошенном на него взгляде бывшего кассатора легко заметно понимание.

Только поравнявшись с качающимся на волнах судном Тритон, наконец, позволяет Сирене спустить паруса и замедлить ход. Медленно сбавляя скорость она проплывает мимо оставшихся мелких рифов, направленная по нужной траектории, и Ада чувствует мелкую дрожь внизу спины, когда замечает обломок гниющей мачты с обрывком паруса, зацепившийся за каменный выступ.

Пират меж тем успевает поручить кому-то главенство на корабле в свое отсутствие, распорядившись поставить его на якорь, и уже вовсю нетерпеливо жестикулирует, командуя спуском шлюпок на воду. Его младшая дочь, вблизи оказывающаяся удивительной для столь юных лет красавицей с заостренными, но не лишенными мочек ушами и глазами цвета аквамарина, с готовностью подбегает к борту, не обращая внимания на вопли Дедрика, избравшего ее плечо новым насестом. Едва заметивший ее отец тут же бросает через плечо:

— И не думай. Мне там крепкие мужики, а не ловкачки малолетние нужны.

Девочка с обидой закусывает пухлую губу, но и слова не пророняет против его воли, а вот услышавшая это Ада вмиг напрягается и взглядом находит среди собравшихся в нетерпении переминающегося рыцаря.

— Сир, — она взволнованно дергает его за рукав, привлекая внимание. — Вы ведь не оставите меня здесь?

Его глаза, в окружении ясного неба и синих волн кажущиеся совсем голубыми, удивленно обращаются к ее лицу, будто он только вспоминает о ее здесь присутствии. Запоздало она спохватывается о давнишних словах наемника насчет своего поведения, излишне наглого для прислуги, но Ричард ни на секунду не дает понять, будто бы что-то заподозрил.

— Разумеется, — он бросает взгляд на вторую шлюпку, следующую на воду за первой. — Разумеется, не оставлю. Нам пора.

Ада улыбается, едва поборов совсем уж бесстыдный для всякой незамужней делорианской девушки (будь то благовоспитанная барышня или простая служанка) порыв повиснуть у него на шее.

К моменту, когда вдвоем они оказываются у борта корабля, и он с некоторым волнением подает ей руку, помогая перебраться через заграждение, из отправляющихся к Языку на палубе кроме них остаются лишь двое крепких матросов и сам Тритон, направо и налево раздающий приказы пошевеливать задницами.

Уже оказавшись в открытом море, с инстинктивным страхом и приятным волнением от неизведанного, Ада впивается пальцами в деревянный борт шлюпки, качающейся на волнах куда как сильнее корабля, и оглядывается назад, где слаженные, будто единый организм, пираты уже примеряются к глубине, готовясь бросать якорь.

Шлюпки входят в Пасть совсем близко к одному из рифов-клыков, так, что Ада может рассмотреть блеск капель на угольно-черном камне и подсохший налет соли чуть выше грани, куда своими мокрыми языками дотягиваются волны при нынешнем ветре. С вершины скалы пронзительно кричат и взмывают в небо две чайки, а дружный скрип весел перемежается с ударами о воду, заводя процессию в дьявольскую бухту. В центре ее, тянущая в небо длинные и заостренные, будто пики, верхушки чернеет зловещая скала — некогда морское пристанище самого могущественного колдуна, что только ступал на земли Материка, и Ада готова поклясться, что чует в ветре отголоски его черной драконьей магии, настораживающей нотой примешивающиеся к запахам соли и свежести.

Порыв крепнет, и словно оковы с нее спадает магическое наваждение. Ада с отвращением скрывает ладонями нос и рот, в одну секунду наполнившиеся отвратительной вонью. Набрасывающейся яростно, будто волк на ослабевшую жертву. Она вспоминает ее: раз ей довелось оказаться в конюшне, ровно в то время, когда конюхи гербовым клеймом, раскаленным докрасна, помечали породистых жеребцов, готовившихся на продажу. Запах паленой шкуры, в ее ушах звучащий испуганным ржанием.

Кого-то из матросов, вдохнувшего слишком рьяно, с кашлем выворачивает за борт.