Ночной холод, с новыми силами набрасывающийся вдали от костра, приводит в порядок мысли. Амиан старается уйти дальше, но не достаточно, чтобы потерять из виду светом маяка пробивающийся из-за деревьев огонь. Под ногами хрустят ветки, обломанные, должно быть, осенними бурями, а деревья, уже сбросившие листву перед грядущей зимой, во тьме кажутся ночными чудовищами — длинными, кривыми, жаждущими теплой крови и протягивающими свои бесcчетные руки. Его передергивает от легкого прикосновения к плечу, но это оказывается лишь голая полусломанная ветвь, уныло свесившаяся на пути. Пустой и глупый страх, след прежней жизни. Кто бы ни притаился во тьме — чудовищем из них двоих все равно будет сам Амиан.
Он ощупывает шершавый ствол и, прижавшись лопатками съезжает по нему вниз. Стирает с коры мох и садится на корточки среди торчащих корней и вороха тлеющей листвы. Ее запах наполняет ноздри, перемешивается с холодным и более терпким — от влажной земли.
Так пахло бы его рождение, не очнись он до своих похорон.
По телу проходит непрошенная дрожь, Амиан пальцами зарывается в собственные волосы, трет лицо, глаза. Когда он открывает их вновь, темнота чуть отступает и сквозь нее проступают те же безобидные деревья, что он видел днем. Неотличимые от тех, что окружали Скара, и все же иные — еще ни в один из своих побегов он не оказывался столь далеко. Амиан запрокидывает голову к звездам, горящим в небе, будто полчище светлячков, жадно втягивает воздух и замирает, удерживает его в себе, пока не начинает чувствовать головокружение.
За этим его и застает тихий шорох чужих ног по ковру из листвы и пожухшей травы.
— Я не сбегаю, — говорит он темноте еще не разобрав, кто за ней скрывается.
— Я об этом и не думал, — Аспида Амиан узнает по голосу и лишь потом по смутным очертаниям фигуры, заметно щуплой даже под драпировкой плаща. — И куда бы тебе? — он осекается и прочищает горло. — Ты уж прости...
Амиан не отвечает, лишь плотнее заворачивается в едва греющую ткань и невесело хмыкает. Аспид переминается с ноги на ногу, будто изо всех сил старается, но никак не может найти слов для чего-то, терзающего изнутри.
— Я сказать хотел, — наконец продолжает он. — Я никого не оправдываю из них, ты так и знай. Из людей. Со всеми нами скверно обошлись, не в этом нам между собой тягаться. И ты, и я, и все, кто там на поляне, ввязались в это из-за обид и ненависти, потому что все мы знаем несправедливость этого мира. О прошлом мало кто рассказать хочет, но и так ясно все, незачем чужие раны бередить. А он не такой — пока еще нет. Подобрали его у самой могилы, недели три назад. Он не знает резерваций, даже среди людей еще не бывал... таким. И сражается он не ради мести, как мы, а ради любви. Мечтает вернуться к семье — не осуждай. И ты бы мечтал, будь она у тебя. Разочароваться во всем, если вообще придется, он успеет и без нас, пусть хоть немного поживет верой в лучшее.
Амиан напрягает глаза, силясь рассмотреть его лицо. Понять, действительно ли услышанное сказано всерьез, но сдается, уступает всепоглощающей тьме и вновь обращается к звездам.
— Ты хоть раз взбешенного дракона видел? — спрашивает он. — Такого, что сжигает все у себя на пути и ни перед чем не останавливается? Дома, лошадей, людей?
Аспид шумно сглатывает:
— Нет. Никогда. А ты?
— Я тоже. И хочу, чтоб так оно и оставалось.
— Ты не знаешь эту женщину, — выпаливает Аспид. — А он знает.
— А она знает, что он уж не один год как помер, — Амиан удивляется жестокости собственных слов, но продолжает: — Если Гидра его здесь держит на желании прежнюю жизнь вернуть, то она с огнем играет. Если поймет все, только когда до жены своей доберется и от нее услышит, что чудовище — хуже будет. Все пожалеем, — собственный голос звучит для него чуждо, — что не предотвратили ничего, пока могли.
— У него кольцо, — помолчав выдавливает Аспид. — Все, что у него с собой было и все, что от прежней жизни осталось. Кольцо. Какое, по-твоему, в могилу могли положить?
Амиан удивленно оборачивается, и, заметив это, Аспид воодушевляется:
— Она его любит. Сожгла тело, надеялась, что ничто его не потревожит, но оставила кольцо. Он это знает и на что угодно пойдет — лишь бы вернуться.
— Хорошо бы, — Амиан закусывает и отпускает все еще ноющую губу, — тебе оказаться правым."И никогда не оказаться у него на пути," — добавляет он про себя.
Глава 15, или Беглецы
Едва ли в любой иной день Ада сочла бы немноголюдную таверну на самом отшибе города уютным местом. Но именно сегодня в ней остается еще меньше от изнеженной высокородной девочки, чем когда-либо прежде. К моменту их возвращения в город солнце все еще не покинуло небосвода, но из желания как можно скорее оставить Транос позади остаток дня был потрачен на закупку всего необходимого для завтрашней дороги.