Черный Дракон

— Не важно как оно было, важно то, что есть сейчас. Ты был пленником, которого прятали от мира, но твоя судьба свела нас, — Видящая улыбается с очарованием невинного ребенка, и на долю секунды Амиану кажется, что она смотрит ему в глаза. Он смаргивает, и странное наваждение рассеивается. — Первые боги этих земель на нашей стороне, они желают нашей победы. Ты — их знак, Амиан.

— Может и так, — он пожимает плечами, чуть смущенный подобным заявлением. — А может, все это случайность. Как бы там ни было — я не прочь зваться как раньше.

— То-то имперцы обрадуются, — не выдерживает Клык, и Амиан торопливо отворачивается, чтобы скрыть с новой силой пробудившийся стыд, — когда узнают, что против них Первый воюет. Жаль, не Беленус.

— Беленус бог огня, — поправляет Друид. — Бог войны — Герес.

— Символично. Только вот все это лазейки для Ордена, — Гидра закупоривает флягу, вернув в нее воду. — Они как собаки, пущенные по следу. Землю рыть будут, если слабости твои почуют.

— Обо мне они и без того все знают, — Амиан пытается прозвучать беззаботно, но плошает, голос вздрагивает — едва заметно, но для него это звучит подобно грому среди чистого неба. Он прочищает горло, прежде чем заговорить вновь: — Мне терять нечего. А вы тут что, выходит, не все такие? Имена новые берете, не чтоб запомнили, а чтоб не вспомнили? Вас, может, и семьи ждут?

Он дергается и замолкает от жуткого треска, схожего со звуком ломающейся кости.

Голем не смотрит на свои руки и два обломка, секунду назад бывших фигуркой, молча швыряет их в огонь. Одно из поленьев в костре соскальзывает вниз, подбрасывает сноп искр в ночное небо, и на несколько мгновений лица сидящих становятся чуть ярче. Взгляд Гидры непроницаем, как и прежде, но даже изо всех сил сжатые кулаки не скрывают дрожи пальцев. Губы Друида сжимаются в линию.

— А ты что? — позабыв былой страх, спрашивает Амиан у единственного, чье лицо надежно сокрыто, и Безликий медленно поворачивает к нему темные провалы на месте глаз. Без отсвета огня, рождавшего блики в них, его лицо за маской видится Амиану голым черепом. — Лица не покажешь, потому что при жизни его кто разукрасил? Или надеешься после Бунта ни при чем остаться, чтоб даже мы тебя не признали?

— Не лезь к нему.

Тихий и оттого пугающий лишь сильнее, голос отмершей Гидры чуть отрезвляет, заставляет вспомнить, кто перед ним, и на миг Амиан даже укоряет себя за несдержанность, что едва ли могла закончиться для него хорошо. Он чувствует скользкий взгляд невидимых глаз на своем лице, будто взгляд змеи, готовой впиться в шею жирного и уже загнанного в угол кролика. Но вместо нападения слышит осипший от долгого молчания, приглушенный маской голос:

— Я женат.

— Жен... — Амиан запинается и оглядывается на остальных. Рядом тихо присвистывает Клык. — Что?

Безликий отворачивается к костру, словно ничего и не произошло. На лицо Гидры ложится угрожающая тень, но даже это вдруг перестает казаться Амиану хоть сколько-то важным за кавалькадой мелькающих перед глазами образов собственного прошлого.

— Вот как, значит, — тихо бормочет он. Язык будто перестает принадлежать ему, он понимает, что именно говорит, лишь услышав себя. — Прячешься. Думаешь потом вернуться к своей женушке? Думаешь, примет тебя, не бунтовщика, так абаддона? — голос сам по себе становится громче. — Видел ее хоть раз, как родился? Она знает уже, кто ты теперь такой?..

Сокрытое маской лицо обращено к нему, но разом охрипший голос, перебивающий его тираду, принадлежит Друиду:

— Заткнись...

— А вы все будто не знаете, — с горечью не сдается Амиан, — что все мы для них чудовища. И плевать им, кем мы там раньше были. Мужья, жены, братья, дети... Все едино. Ты думаешь, все у тебя как прежде станет? Сколько там тебя не было? Год? Два? Больше? Думаешь, она замену тебе не нашла еще? Ждет покорно и надеется, что ты к ней хоть так вернешься?

С каждым его словом треск костра становится громче, а пляска огненных языков — хаотичнее.

— Довольно, — цедит Гидра. — Я сказала тебе отвязаться от него.

— И правда, уймись ты, — Клык встряхивает его за плечо и натужно усмехается. — Мамка тебя к драконам не лезть не учила?

Амиана обдает тяжелым жаром. Будто со стороны он слышит собственный голос, горький и дрожащий, как у побитой собачонки:

— Моя мать меня кассаторам и сдала, — глаза Клыка округляются. — Пришел к ней ночью, как очухался. Больше у меня никого не было. А она, — Амиан шумно втягивает воздух, словно начинает задыхаться, — привела их за мной. Не помню, чтоб она про драконов мне что говорила, зато помню, что посленее от нее услышал, когда меня схватили и из дома вытащили. "Ты не мой сын, чудовище". Так она сказала, — он торопливо поднимается на ноги, стараясь не смотреть на лица собравшихся и пряча от них собственное: — Пойду подышу.

В повисшей над поляной тишине никто не пытается остановить его.

* * *