Черный Ферзь

Впрочем, Сворден счел необходимым ответить:

— Боевой дух материковых выродков как всегда оказался на такой высоте, что им не удалось до него достать. Пришлось позорно драпать. Но дух остался, — не кехертфлакш какое остроумие, хотя кодировщик скривил губы — то ли выдавливая ухмылку, то ли маскируя презрение, а может и то и другое вместе.

— Вы, окажись здесь, несомненно почли долгом положить жизнь во славу Дансельреха, — ответил Навах.

— Очко бы не сыграло, — сказал Сворден. Все-таки Навах — мутный человечек, почти таким же мутный, как вода в Блошланге.

— А зачем? — Навах повернулся к Свордену. — Зачем все это?

— Во славу Дансельреха, — ответил Сворден, не уступая пристальному взгляду кодировщика.

— И что такое эта «слава Дансельреха»? — поинтересовался Навах с усмешкой, настолько кривой, что у Свордена зачесались кулаки слегка ее подправить парой зуботычин. — Жрущее и пьющее Адмиралтейство в то время, как вы подыхаете в безумных десантах на материк? Уверяю тебя, эти ублюдки не поперхнутся, узнав, что очередной дасбут не вернулся на базу. И спасательную экспедицию не пошлют за твоими гниющими останками! Они лучше еще десяток дасбутов заложат на стапелях, да наскребут по трюмам еще сотню таких же отморозков! — Навах не на шутку распалился. Наверное, ему казалось, будто каждое сказанное им слово бронебойным снарядом гвоздит позиционные убеждения Свордена, принуждая того к моральной сдаче.

— Мне плевать, — сказал Сворден и даже наглядно продемонстрировал — как именно. — Мне плевать кто и что там делает в Адмиралтействе. Мне плевать кто из нашей крови там кроит себе лычки, нашивки и ордена.

— Зато мне не плевать! — Красные пятна бешенства проступали на коже Наваха.

— Конечно, — кивнул Сворден. — Тебе не плевать. И хочешь знать — почему? Потому что ты из той же гнусной породы, которая судит о мире только по тому, как этот мир прохаживается по ее заднице. Отвесили тебе пинка, и мир сразу стал невыносимо плох, будто только в твоей заднице и сосредоточены все его достоинства, — Сворден сгреб Наваха за воротник и притянул к себе, чтобы прорычать в мерзкую рожу: — А я не хочу жить в твоей заднице, понял, урод?

— Это у вас в крови, — с ненавистью процедил кодировщик. — Если бы не Флакш, вы бы все равно отыскали себе грязную лужу по душе… или устроили флакш на планете…

Сворден оттолкнул опять заведшего свои непонятные бормотания Наваха, опасаясь подцепить от него ту же самую заразу.

Кодировшик опустился на палубу, обхватив голову руками:

— Когда же вы прозреете, слепцы, когда же вы поумнеете, глупцы… нет, тут даже Высокая Теория Прививания спасует… как же вы не хотите жить собственным умом… вы на все пойдете, только бы оглупить себя, а в первую очередь — других…

Закурив, Сворден спросил:

— О чем бормочешь, выродок?

Навах отрезвелым взглядом посмотрел на Свордена.

— Неужели ты ничего не помнишь?

— Что именно?

Через несколько мгновений Сворден пожалел о заданном вопросе. Для него это был даже не вопрос, а удобный способ освободить легкие от дыма для вдыхания очередной порции отравы. Но Навах воспринял это как согласие невольного собеседника и впрямь разобраться в том бреде, которым прорвало кодировщика, точно дасбут, заполучивший торпеду в корпус.

Говорил Навах сбивчиво, перескакивая с одного на другое, да еще пересыпая речь тарабарщиной, больше похожей на рычание изголодавшихся копхундов во время случки. Это напоминало мозговую лихорадку тех, кто впервые проходил Стромданг, и которая начиналась подобным же бредом, а заканчивалась битьем головой о переборки, если пострадавшего вовремя не принайтовывали к койке и не вкатывали дервалью дозу успокоительного.

Начни Навах биться лбом о ледовое подкрепление, Сворден и пальцем не шевельнул, дабы облегчить страдания съехавшего с ума кодировщика. Может, наоборот — указал Наваху более подходящее место для пробивания дырок в собственном черепе. Однако кодировщик не выказывал (пока) признаков перехода мозговой лихорадки в острую для себя и менее мучительную для слушающих форму.

По словам кодировщика выходило, что Сворден — вовсе не Сворден, а Навах — никакой не Навах (в последнем Свордена и убеждать не требовалось) и, более того, мир — вовсе никакой не мир, а самая что ни на есть дыра, в которую легко попасть, а вот выбраться почти никак невозможно. Дыру эту прогрызло в мировой тверди какое-то злобное существо, которое и породило весь прочий мир, включая Наваха и Свордена с его идиотской подозрительностью к ни в чем не повинному кодировщику.

Навах величал мировое создание трахофорой, что в переводе с тарабарщины материковых выродков означало «вместилище мира».