Черный грифон

– В город одна поеду. Ты позже будь. Встретимся у храма. Ты с волховицей потолкуешь, а я о постое договорюсь. А то тебе, статному да оружному, такую цену за жильё заломят, что и не расплатишься. Денежку-то, её беречь требуется. Я бедная, старая. С меня драть в три шкуры не станут. А ты вон, через лесок-то езжай. Здесь места тихие, не то, что за Донцом.

Так что никто не мешал Платону, сойдя, а точнее, спрыгнув кое-как с кобылы, справить естественную нужду, не особо озаботясь укромным местом. Кое-как завязав непривычный поясок на штанах, он наконец размял затёкшие ноги о огляделся.

Подана знала, куда его отправлять. Лес был хорошим, ухоженным. Протоптанные тропы не давали заплутать даже новичку, звонкие сосновые стволы выглядели радостными и светлыми. Особенно, если на них сквозь высокую крону пробивался жёлтый солнечный луч. Платон посмотрел, нет ли грибов. Не то, чтобы хотелось собрать, скорее машинально. Что, зря в лес въехал что ли? Грибов не нашёл, а вот кусты малины шагах в двадцати привлекли его внимание.

Помня о возможном медведе, Платон вернулся к лошади, достал из пристёгнутых хитрой системой ремешков, ну не пользовались здесь ни карабинчиками, ни липучкой, ножен меч Мары, и двинулся в сторону куста.

Малины не было. Тут и там белели пеньки от содранных ягод, а вот целой не осталось ни одной. Молодой человек пошарил мечом как палкой, раздвигая колючие ветви малинника, но кто-то уже сделал это раньше. Бесполезно.

– Э-эх! – с чувством выдохнул Платон и осмотрелся.

Недалеко, метрах в ста, переливалась на солнце река.

– А не искупаться ли мне? – спросил сам себя Смирнов и конечно же одобрил собственное решение. – Заодно и постираться можно. Ночевал-то в лесу. Несёт, небось, от меня, как от бомжа.

Горшочек с мылом, не привычным кусковым, а жидким, как в дозаторах, выданный ключницей как великая ценность, лежал в самом низу седельной сумки. Платон прошёл по направлению к воде, выбирая, где будет удобнее спуститься лошади и вдруг замер. На берегу творилось что-то, колыхнувшее в нём почти забытые воспоминания.

Там стояли трое, явно разбойничьего вида – в коже, но не форменной, а разнообразной, растрёпанные, но все с оружием. Один сжимал в руке здоровенный, такие Платон видел у мясников на рынке, топор, второй совершенно по-зэковски, лезвием к себе, держал широкий и длинный нож. Этот нож явно стремился выбиться в мечи и ему не хватило всего чуть-чуть.

Но больше всего внимания привлекал третий. Крепкое, жилистое тело настоящего бойца, кожаный жилет с нашитыми на него кусками кольчуги, а в руках два меча. От Фрола Платон слышал о мастерах двойного мечного боя, что, мол, сложно противостоять им простому ратнику. Но видеть такое пока не приходилось.

А перед этим сбродом, дрожа от холода и страха, вся облепленная мокрыми волосами стояла девушка. Внезапно она подняла голову, и Платон замер. Он вспомнил этот взгляд. Именно эти глаза смотрели на него тогда, в вечерней Москве, когда он так необдуманно кинулся на защиту совершенно незнакомой ему красавицы. И сейчас он понял, что снова повторит ту же глупость.

Платон постарался как можно тише спрыгнуть с невысокого обрыва, но его всё равно услышали. Двуручник остался следить за жертвой, а остальные кинулись в сторону Смирнова.

Трава упорно лезла под ноги, словно, уговаривая не совершать безумства, солнце ударило в глаза, как только он спустился, но Платон решительно шёл вперёд.

Первым до него добежал тот, взъерошенный, с ножом. Ловко перекинул почти меч в левую руку, поймав так, будто тот всегда там и был. Затем, неуловимым движением выдернул из-под рукава новый ножик и без замаха швырнул в Платона.

Молодой человек, будто вынырнув вон из времени, наблюдал этот полёт. Странный нож, просто полоска стали, вырезанная по форме, заточенная с одной стороны и обмотанная верёвкой с другой, летела как по рельсам, сияя на солнце заострённым кончиком. Сзади развевалась незаплетённая верёвка, видимо, обеспечивая движение острием вперёд. Киркелин действовать не желал. Вот нож уже в трёх метрах, в двух… наконец, Платон махнул мечом, стараясь попасть по летящему ножу. Раздался звон, и полоса стали, мелькая в солнечных лучах ушла куда-то налево, в траву.

А в метре уже мелькал здоровенный нож, больше похожий на римский гладиус. Противник был мастером, да и меч – не нож, им мгновенно не махнёшь. Хорошо, что длинный Киркелин позволял держать врага на дистанции. Тот лишь время от времени прорывался, но зато все его удары были почти результативны. Пока Платон, исхитрившись, резанул растрёпанного по боку лезвием, вся куртка больше напоминала лоскуты, к тому же местами пропитанные кровью.

Да, это не с волшебником, облегчённо подумал Смирнов, глядя, как противник, зажимая глубокую рану в правом боку, похоже, печень зацепил, валится в траву.