Беляна же слушала во все уши. Она и не знала, что её жених может воспитывать детей. Это придавало Платону ещё большую ценность в её глазах.
– Ну, я сначала решил, что он мне зла хочет. И если бы не кабан, нагрубил бы и сбёг. А сейчас уже понимаю, Платон тогда показал, как я выгляжу. Моими словами мне и ответил. И знаете?
Мальчишка наклонился к Бравлину. Беляна непроизвольно вытянула шею, чтобы лучше слышать.
– Всё он правильно сделал. Я с тех пор понял, что как ты аукнешь, так тебе и откликнется.
– Малец честный, я тебе скажу, – подтвердил дед. – ему бы ещё усидчивости и внимательности. Но… чего нет, того в голову не положишь.
Все замолчали, обдумывая сложившуюся ситуацию. Через минуту Демид рывком поднял голову и спросил конежну:
– Беляна, а мы можем на двор выйти? Я спросить что хочу.
– А я только что отрока за вежество похвалил, – дед сокрушённо покачал головой. – А он вон как, от обчества таится.
– Ничего, Анфим. – поддержал мальчишку Бравлин. – Пусть пошушукаются.
Едва закрылась входная дверь, мальчишка едва не налетел на Беляну от возбуждения.
– Я при Анфиме не хотел говорить, – скороговоркой начал он. – А то со всем селом его рассорю. Они… они, понимаешь, смеются. При деде-то ничего, староста всё-таки, а когда один…
Он потёр кулаком глаз и нос.
– Одному мне хоть на улицу не ходи. Вот он, кричат, драконобой. Такого не страшно и на таракана выпускать. Платон, мол, всё делал, а я только рядом стоял. А теперь, говорят, ходит гоголем и к девкам нашим пристаёт. А я что? Я и не приставал вовсе. А Дашка, она, наоборот, когда слава была, сама липла, как смола сосновая. А теперь всем шепчет, что я гордец и невежа.
Он выпалил всё одним махом и просяще поглядел на девушку.
– Ты только деду не говори. А то ведь поссорится со всеми. Он хороший. Правда. И любит меня. А узнает, что они смеются, будет ругаться и… и совсем разругается.
– Так как же ты его оставишь, если любит? Нельзя оставлять любимых. Вот я…
– Я знаю, – перебил Демид и тут же извинился. – Прости. Мне Платон рассказывал. И он тебя любит, и ты его любила. Только, говорил, осерчал за что-то на него твой отец, вот он и уехал. А я что? Я же не навсегда. Я приезжать буду. Только так интереснее, когда в дороге.
Девушка хотела ответить, что никто ни на кого не осерчал, просто произошло нелепое совпадение, но помолчала и сказала совсем другое.
– Пойдём за стол.
Развернулась и пошла в дом, не глядя на удивлённое лицо Демида.
За столом, даже не садясь, обвела всех глазами и предложила.
– Пусть мальчик едет с нами. Если вы все, конечно, не против.
– Я не навсегда, дед, – раздался всхлипывающий голос от двери. – Я приезжать буду. Обещаю. И подарки тебе привозить. Правда!
Конь мальчика выглядел не так плохо, как его охарактеризовал староста. Конечно, не сравнить со скакунами из стойла самого коназа, но и не задохлик. Вещей набралось три больших мешка. Демид долго расхаживал вокруг них, потом взял один и повесил на седло.
– Я же не навсегда, дед. Я же с тобой и правда сроднился. Зачем мне всё это?
Он обнял Анфима, и тот незаметно смахнул с глаза слезу. Погрузились быстро. Демид держался рядом с Беляной, старательно указывая на все местные достопримечательности.
– А вон там и змей лежит, – махнул он в сторону леса. – Точнее, то, что от него осталось. Если до конца не растащили, конечно.
– Покажешь?
Мальчишка придержал коня, дождался дружинников и снова указал на место боя со змеем. Бравлин на просьбу задумчиво кивнул, и кавалькада свернула с тропы.
Впрочем, дорожка оказалась и здесь, пусть менее наезженная и отмеченная в основном лежащим повсюду мусором.
– Это кто ж тут у вас такой неряха? – удивлённо спросил Бравлин.
– Это не у нас, дядя Бравлин. Это любопытные. Ходят смотреть на остатки змея, а потом весь лес загажен.
– Нехорошо, – солидно прокомментировал дружинник.
Змей Беляну не впечатлил. Куча известняка с торчащим куском каменного позвоночника. А вот площадка рядом… До самой воды вела выплавленная в земле гладкая полоса, а камни на другом берегу ручейка, он в ширину-то, сажень всего, оказались оплавлены до такой степени, что местами потекли, как тёплое масло, а кое-где потрескались.
– Расскажи, – попросила она Демида.
– Да что рассказывать-то? – замялся тот. – Вот тут мы стояли, за камнями. Змей огнищем пыхал, а мы там, значит, жарились. Потом Платон воды набрал, ну а я её заморозил. А он возьми, да и кинь весь котелок прямо супостату в пасть. Ну, он и рванул.
– Кто рванул? – спросил Бравлин.
– Куда рванул? – это Беляна.
Демид улыбнулся и пояснил более внятно.
– Змей рванул. Вода у него во рту закипела, и давай в разные стороны рваться. Мне Платон потом объяснил всё. Это как в чайнике. Когда воде горячо, она в пар превращается и хочет сбежать. Ну и крышку приоткрывает, значит, чтобы улепетнуть. Но это в чайнике. А тут-то крышки нет, у змея, значит. Вот пар этот и пёр куда мог, да так, что башку зверюге расколошматил. Мы потом её даже не нашли. Так. Куски несерьёзные.
– Я ничего не поняла, – призналась Беляна. – Так кто змея убил? Неужто пар?