Черный Иркут

— Скажи, Милица, а зачем ты повернула к стене портрет Маркович?

— Мира заполнила собой всё, — нахмурившись, ответила Милица. — Ей уже Сербии мало. Но должен быть какой-то предел. А она его не чувствует. Суётся всюду и везде. Многие говорят, Слободан у неё под каблуком.

Остановились возле каменного, построенного ещё при турках длинного моста. Было видно, что его оставили как памятник каменного зодчества. Мост был арочный и сложен без раствора из плотно подогнанных друг к другу каменных блоков. По нему могла пройти только одна повозка.

— Когда в конце прошлого века строили Кругобайкальскую железную дорогу, для облицовки каменных порталов были приглашены албанские строители, — сказал Сергей. — Я недавно там был, порталы стоят как новенькие.

— Скорее всего, это были сербы, — тут же заметила Милица. — Приедем в Призрень, я покажу церкви, которые стоят уже несколько столетий. Этот мост тоже строили сербы. Турки были чиновниками, военными, надсмотрщиками, албанцы — пастухами. Здесь была турецкая провинция.

В Призрени Мишко оставил их осматривать город, а сам уехал искать автомастерскую.

— Часа через два встретимся на центральной площади, — сказал он Милице.

По узким каменным улочкам они поднялись к церкви Святого Спаса. Устремлённая в небо призренская церковь венчала город, которому ровного места оказалось недостаточно, и он одним краем с разбегу залез на такую крутизну, что даже пешком подняться было непросто. Для храма был выбран крохотный уступчик, но там он стоял прочно и устойчиво. Чуть левее и в стороне от города были видны увитые зеленью стены древней крепости, по которым лазали мальчишки. Город со своими тесными кривыми улочками отгородился от неё деревьями. Внизу неподалёку от площади сияли золотистые кресты церкви Святой Троицы. Чуть правее, точно набрав полные лёгкие зеленоватого воздуха, на берегу Быстрицы отдыхала мечеть Синан-паша.

Милица разыскала сторожа и что-то сказала ему. Тот сходил за ключами и открыл главные церковные двери. Внутри оказался небольшой солнечный дворик по краям которого стояли старинные, высеченные из известняка колонны. Когда-то они держали свод, но сейчас двор был открыт небу. В центре дворика оказался глубокий, заполненный водой колодец. Сергей заглянул в него, достал из кармана монеты и протянул Милице одну:

— У нас существует такой обычай: если хочешь вернуться обратно в эти края, нужно бросить в воду монету.

Монетки с глухим и тихим плеском ушли в воду. Нагнувшись, Милица смотрела, как монетка, виляя из стороны в сторону, уходит вглубь. Сергей попытался представить Милицу в тунике греческих богинь. Нет, её трудно было представить древней гречанкой, мешали брюки. Он подумал: брюки или джинсы нужны женщине не для удобства, как обычно говорят. Они, скорее, нужны, чтобы подчеркнуть или скрыть что надо. Милице скрывать было нечего; ему казалось, она родилась в брюках — до того ладно они на ней сидели.

Ему было приятно смотреть, как она легко, едва касаясь земли, взбегает на пригорок, улыбаясь, оглядывается и как бы предлагает сделать ему то же самое. Его поражала постоянная готовность прийти на помощь и сделать так, чтобы он не испытывал никаких затруднений. Он понимал: так бывает, когда делаешь не по принуждению или обязанности. Выражение её глаз постоянно менялось. Они то отдавали желтизной, то голубели. Когда Милица задумывалась, он ловил себя на мысли, что её глаза напоминают зелёную бодайбинскую тайгу. Сравнение это ему нравилось, и он думал, что непременно скажет ей об этом.

Милица рассказывала, что Призрень — столица древней Сербии, которой правил Стефан Душан. А когда-то здесь жил ещё более древний народ — цинцари, и, возможно, в ней течёт их кровь.

— Значит, ты — цинцарка? — спросил Сергей.

— Скорее — цезарка, — Милица громко рассмеялась. — Мы всегда ищем себя там, где нас нет.

— Где-то здесь находится церковь Богородицы Левишки, — сказал Сергей. — Нам Николич о ней много рассказывал.

— Так я ради неё сюда ехала! — сказала Милица. — Это внизу, возле Быстрицы.

От Святого Спаса они спустились вниз и разыскали церковь Богородицы Левишки. Милица подошла, перекрестившись, поцеловала угол церкви. Сергей подумал: среди молодых такое редко встретишь в России. Милица зашла в заросший травой двор, разыскала бородатого реставратора, который, выслушав её, открыл двери, и они вошли в храм.

— Ты для меня — святая Милица, отворяющая двери, — засмеялся Сергей. — Как только появляешься ты, тут же находятся сторожа, привратники, и все двери распахиваются.

— Я всем говорю, что сопровождаю русского писца, который непременно хочет посмотреть этот храм, — сказала Милица. — Сергей, ты уже, наверное, заметил: к русским в Сербии особое отношение. Мы с детства так воспитаны.

— Скажешь тоже. Какой из меня писец? — засмеялся Сергей. — А отношение может меняться.