Черный Иркут

— Он уже нас давно разыскивает, — переговорив с Мишко, сообщила Милица. — Потом глядит, шиптари на кого-то охотятся. Прошёл немного, видит — за нами. Говорит, они нас ещё возле мечети поджидали.

Они вышли на площадь. Солнце незаметно ушло к албанским горам и, зависнув прямо над заснеженными макушками, с любопытством разглядывало их, точно решая для себя нелёгкую задачу: растопить оставшийся снег сейчас или оставить на завтра. От мостовой, как из духовки, поднималось тепло. День медленно и нехотя сдавал свои полномочия вечеру, и хотя было ещё жарко, но по всему чувствовалось: время его истекло. Отряхнулись и как-то уже по-другому шевельнулись и зашелестели на деревьях листья. От шумевшей внизу Быстрицы потянуло свежестью. И даже уличные звуки, вялые и приглушённые, стали резче и звонче.

Возле уличного кафе Милица предложила пообедать. Сергей согласно кивнул, сказав, что на этот раз рассчитываться будет он. У него ещё оставались кое-какие деньги, которые в Белграде вручил Зоран.

— Как мне всё это напоминает предвоенное Сараево, — оглянувшись по сторонам, грустно сказала Милица. — Эта площадь, этот шедрвань. Смотрю и не верю: гуляют, пьют кофе. Вот так же мы сидели и не предполагали, что через некоторое время всё взорвётся.

— Ну, как видно, не только гуляют, — заметил Сергей. — И другими делами занимаются.

— Где-то я этого парня видела! — помолчав немного, вдруг проговорила Милица. — Неужели в Сараеве? — и, поёжившись, добавила: — Не которые албанцы едут отсюда в Боснию и воюют там против нас. Здесь вся криминальная торговля в их руках. В Косове можно купить любое оружие. Шиптари здесь живут не по сербским, а по своим законам. Не платят налоги, дети не ходят в школы. Ты видел вдоль дорог канистры с бензином? Сегодня в Сербии он в два-три раза дороже, чем в Албании или Румынии. У нас в Боснии ещё дороже. Весь бензин доставляют сюда контрабандой. Вся наркоторговля в их руках. Возможно, мы кого-то случайно спугнули.

— А что такое шедрвань? — спросил Сергей.

— Видишь в центре площади источник?

— А-а-а! Что-то вроде нашего фонтана, — догадался Сергей. — Скажи, Милица, откуда ты так хорошо знаешь русский?

— Сергей мне льстит. Нас в школе учили, потом в университете, на славистической кафедре. Кроме того, у меня бабушка была русской. После революции она девочкой попала в Сербию. А дед у меня был партизаном. Они в сорок первом, когда немцы напали на Россию, подняли восстание в Герцеговине. У них в то время был гимн:

С Белашнице вила кличе
Херцеговце редом виче…

Милица на секунду остановилась и, прикрыв глаза, продолжила:

— Это сербское начало, а по-русски эта песня будет звучать так:

С гор набат плывёт в долины,
Поднимайтесь, исполины!
Братья, Русь в войну вступила,
Путь фашистам преградила!

Милица помолчала и, вздохнув, с болью в голосе продолжила:

— Но кому эта война была нужна? Зачем льётся кровь простых людей? Была Олимпиада в Сараеве. Как мы её ждали! И были все вместе: хорваты, сербы, мусульмане. Ведь мы все — славяне. Моя мама сейчас в Сараеве, в Старом граде, под турками. Как она там — не представляю! Когда я оттуда ушла, то весила сорок восемь килограммов. Шестьдесят тысяч сербов продолжают оставаться на мусульманской стороне. Они их держат вместо заложников. Скажите, почему Россия не заступилась за нас? Все против сербов.

— Сви су против Срба, — вздохнув, подтвердил Мишко.

Не в первый раз слышал Сергей этот похожий на тяжёлый вздох вопрос. Почему, что случилось с русскими, Россией? Он и сам не мог ответить на этот вопрос. Живко Николич рассказывал, что в начале века, когда началась война царской России с Японией, в знак солидарности с русским народом Черногория объявила войну Стране восходящего солнца. И вроде бы как до сих пор мир не заключён. Всё это могло вызвать улыбку. Но всё же такой факт имел место! Где-то Сергей прочитал: все сегодняшние беды России оттого, что народ отрёкся от Бога, от веры своих дедов и отцов. В конечном счёте получилось: отреклись от самих себя. С горечью он видел: в России стало выгодно быть кем угодно, только не русским. Уезжают в Израиль, в Германию, но чаще всего в Америку. Он видел: сербам намного хуже, но они не отрекаются от самих себя. Да, они бывают печальны, молчаливы, но верят, что все трудности, беды минуют и всё равно наступят лучшие времена.

В Печ Милица приехала на ярмарку показать книги, которые были изданы в Республике Сербской. Но, потолкавшись, как она сказала, среди гостей, решила, что лучше с большей пользой съездит в Призрень.

— Эта выставка для директора — маленького, важного, про себя думающего, что он Бонапарт, а не для писателей и издателей, — сказала Милица. — Встреч с читателями нет, покупать книги никто не спешит. Пустой перевод времени и денег. Ваши ходят как потерянные. Тогда зачем их было приглашать?

Когда Сергей спросил, кем она работает, Милица рассмеялась: журналистом, переводчиком, издателем — всё в одном лице.